Нет девственности, нет запаха, нет проблем.

Девственности нет.

Запах или исчез, или должен исчезнуть.

Нордан, получив желаемое, успокоится и потеряет ко мне интерес.

О возможной реакции Дрэйка думать не хотелось.

И что остается мне?

– Знаешь, я решила озадачиться твоим клеймом и повышенным вниманием лучшего друга Валерии к тебе.

– Ты о Пушке?

– О нем, родимом. И вот что я нашла в книгах и старых летописях. В давние времена, когда жриц Серебряной богини было больше и были они сильнее, двуглавые псы служили им верой и правдой на протяжении не одного поколения и, как написано, не было стражей надежнее и преданнее.

– Я тоже читала об этом.

Истории о мире, ныне не существующем.

По речной глади плыл степенно маленький белый корабль с пёстрым тентом на верхней палубе. И солнце выстилало ему путь серебром.

– Совершенно очевидно, что Пушок тех времен не застал.

– Нынешние собаки тоже не застали времен, когда человек приручил их диких предков.

– Логично, в принципе, – заметила Лиссет задумчиво. – Животные чуют магию не хуже оборотней. Впрочем, ладно Пушок, собака есть собака, хоть с одной головой, хоть с десятком, а вот с нашей общей знакомой ледышкой всё несколько сложнее.

Я остановилась, посмотрела вопросительно на лисицу.

– Ты узнала что-то о клейме?

– Мало информации, – покачала головой Лиссет, останавливаясь вслед за мной. – Братство свои тайны бережет строго. Есть упоминания о даре змеиной богини, который впоследствии члены братства могли передавать другим, неся как смерть, так и новую жизнь.

– Богини Кары? И что за дар? – вдруг стало холодно.

Иглы клыков, проникающих в плоть.

Тьма боли, охватившей тело и разум.

– Яд, – пристальный взгляд лисицы искал ответы на моём лице.

Я опустила ресницы, пытаясь осмыслить, осознать короткое это слово.

– Нордан… укусил меня, а потом… появилось клеймо и… – укус. Боль. Чёрный цветок на коже. – Нордан сказал, что найдет меня по клейму где угодно и что если у меня будет другой… мужчина, не из братства, то он умрет.

– Он тебя укусил?!

– Да… у него клыки… были.

– Ядовитые, – не вопрос, утверждение.

Пошатываясь, я приблизилась к гранитному ограждению, положила руки на камень, серый, впитывающий тепло солнца. Остались позади прогуливающиеся по набережной люди, детские голоса, шорох колес и перестук подков по брусчатке.

Меня не просто заклеймили. Мне ввели яд.

– Я слышала, что раньше братство отмечало особо приближенных к ним доверенных людей, и про эти татуировки-узоры знала, но я даже понятия не имела, как конкретно братья помечали этих счастливчиков. – Лиссет встала рядом со мной. – А они, выходит, их кусали. Я ещё понимаю, территорию помечать или свою пару, но кусать каких-то третьих лиц не с целью ранить или убить их… Фу!

Волны от проплывшего корабля перекатывались по глади, и казалось, словно река дышит, изгибается в тесных объятиях каменных набережных. Тихий плеск воды за ограждением шептал нежно, вкрадчиво.

У берега, наверное, неглубоко. А до ближайшего моста далеко.

Да и убить себя следовало много раньше.

– Не волнуйся ты. – Лисица наклонилась, пытаясь поймать мой взгляд. – Доза не смертельная, иначе мы с тобой сейчас не то что не разговаривали бы – даже не познакомились бы. Не думаю, что яд угрожает твоей жизни и здоровью. И жили ведь как-то эти прокушенные последователи. Должно же было им полагаться какое-то вознаграждение за преданность.

– Или братство подстраховывалось – с клеймом эти люди не могли сбежать, а если бы и рискнули, то их нашли бы, – возразила я. – Ты сказала, раньше отмечали. А сейчас?