Рома тоже сказал: надо привыкнуть, без какого-либо смущения и даже вроде как сердито — словно обвинял ее в недостатке эмоций, и этим заставил испытывать стыд.

На следующий день было какое-то смешанное послевкусие: и хотелось повторить, и не хотелось одновременно. Дурное предчувствие, наверное, появилось уже тогда, отрешенно подумала Тома, дрожащими руками натягивая одеяло до горла. Ей надо пережить эту ночь. Лучше бы без воспоминаний, но что делать, если они лезут и лезут?

А через некоторое время он позвонил и предложил встретиться на «нейтральной территории». Тома колебалась: по договору с Максом она обещала встречаться с новым знакомым только в клубе. Но отказывать почти не умела, и настойчивый Роман за пару минут добился ее согласия на новое свидание. «Нейтральной территорией» оказалась его квартира — чистая, но неуютная холостяцкая берлога: много наручников, веревок, свежий комплект формы переброшен через гладильную доску.

«Это на службу завтра, так что сегодня без костюмов», - сказал он и дернул ее за руку, вынуждая опуститься на колени. Она тогда ойкнула от боли, уже понимая, что на запястье останется синяк. Но промолчала — решила не ломать игру так сразу, хотя предпочла бы выпить чего-нибудь перед сессией. Но Рома в тот раз внезапно разошелся — и так, что игру все-таки пришлось прервать. После двух неприятно сильных ударов по спине.

- Красный! Слушай, мне такое не нравится, я не мазохистка, - резко сказала она, не сдержав раздражения, и без разрешения вскочила: настроение безнадежно испортилось. Тома ждала извинений и подробной беседы: она готова была с пониманием отнестись к его фантазиям, но ей также хотелось объявить свои табу и ограничения, как советовал Макс. Вот только Рома отреагировал совсем не так, как она рассчитывала после разговора с владельцем клуба.

Например, Макс рассказывал, что доминанты в клубе прислушиваются к ограничениям нижних и осторожно проводят первые сессии, но ее свежеиспеченный верхний внезапно взорвался, и вместо тактичных расспросов Тома услышала лишь новые приказы, причем таким тоном, какой не считала допустимым вне игры. Рома как будто не слышал ни стоп-слова, ни возражений: его лицо исказилось от злости и нетерпения:

- На колени. Я что сказал? На колени! - вопил он, и Томе стало смешно. Она нервно фыркнула и отступила на шаг:

- Знаешь, я пойду. Мне на сегодня хватит игр.

То, что произошло после этого, вспоминать совсем не хотелось — было страшно одной, даже в своей квартире под одеялом. Прежде Тома не сталкивалась с физическим насилием, поэтому ее до ужаса напугало случившееся, хотя Рома не успел причинить вреда — только схватить и что-то заорать в лицо. А потом спасла соседка: резким звонком в дверь и тревожным пенсионерским командным голосом:

- Что там у вас происходит? Роман? Что происходит у вас, я спрашиваю?

- Все в порядке, - заорал он, но голос сорвался, и Тома, даже закоченевшая от страха, поняла, что это ее шанс.

- Пусти меня. Пусти, а то закричу, - громко потребовала она, обеими руками отталкивая его — и он внезапно отцепился, отлетел к другой стене. Тогда, сама не помня как, она открыла сложный замок изнутри и вылетела в подъезд: глаза горят от ужаса, щеки раскраснелись, волосы растрепаны.

- Спасибо, спасибо вам, - бросила она обалдевшей соседке и побежала вниз по ступенькам, не дожидаясь лифта, вся сотрясаясь от страха с головы до ног. Путь до дома запомнился поминутно: холодный ветер и дождь в лицо, случайная старая маршрутка, провонявшая бензином, диковато поглядывающие пассажиры в метро, снова дождь, ветер, и наконец — дверь родной квартиры.