– Никакой другой правды я не знаю, – прервал ее Финн, – кроме той, что Йен был моим другом, а своих друзей я знаю. И этого я отрицать не собираюсь. Ты что же, думаешь, я не знал бы, что он путается с маленькими детьми? Он был нормальным парнем, а нормальные парни никогда…

– Ради бога! Ты полагаешь, что растлители малолетних крутятся вокруг детских садов, высунув свой член наружу? И если ты думаешь, что знаешь кого-то, это вовсе не значит, что ты знаешь о нем абсолютно все. Пообещай мне: ты будешь держаться подальше от всего, что может быть связано со смертью этого презренного человека.

– Но ты же только что сама сказала, что люди из Скотланд-Ярда будут со мной говорить. Или мне что, уехать из города?

– Я сказала, что они могут захотеть поговорить с тобой. И еще сказала, что если это произойдет, то ты должен говорить правду.

– Что ж, я знаю парочку правдивых вещей, которые они будут просто счастливы услышать.

– А это что должно означать? Финнеган, я хочу, чтобы ты понял – мое терпение на исходе, и очень скоро я могу положить конец этой студенческой вольнице, которой ты здесь наслаждаешься.

Динь решила, что настал момент обозначить свое присутствие, поэтому она еще раз открыла и закрыла входную дверь – на этот раз с шумом, – а потом вернулась назад и оказалась прямо в дверях гостиной. Девушка заметила, что Финнеган, специально ссутулившись, сидит на диване – эта поза гарантированно должна была вывести из себя его мать. Со своей стороны, миссис Фриман практически нависала над ним. Она обернулась на произнесенное Динь: «О, здравствуйте», на которое Финн среагировал: «Только не входи, если не хочешь, чтобы она и с тобой разобралась».

– Дена… – Выражение лица миссис Фриман сказало Динь о том, что ей нужно идти своей дорогой, вверх по ступенькам и куда подальше.

Если б сегодняшнее настроение Динь уже не было испорчено сначала Кардью-Холлом, а потом Бруталом, она наверняка вошла бы в гостиную и уселась бы на одной из громадных подушек, наполненных полистиролом, – просто для того, чтобы позлить женщину. Но так как ее день и так уже был загублен по полной программе, ей хотелось остаться в одиночестве. Кроме того, ей надо было писать сочинение, так что она бесцельно махнула рукой Финну и пошла вверх по лестнице.

«Давай вернемся к делу» – это были последние слова мамаши Финна, которые она услышала.

– Ну конечно, давай вернемся к нему, – с сарказмом ответил Финн.

Так как ее спальня находилась в задней части дома, больше Динь ничего не слышала. Она закрыла за собой дверь, чтобы быть уверенной, что ничто ей не помешает.

В ее комнате стоял чайник, чтобы можно было выпить чая по утрам, и Динь включила его.

Девушка как раз готовилась немного поработать – на столе перед ней рядом с учебником стояла чашка с чаем, – когда дверь в ее спальню открылась. Она резко обернулась и, увидев, что это Брутал, приготовилась накинуться на него.

– Оставь меня, – сказала девушка. – У меня был жуткий день.

– Что, не было посетителей?

Ее возмутило то, что он заговорил о Кардью-Холле, когда прекрасно, черт возьми, знал, что собственными руками разрушил то, что могло бы быть приятным вечером, и все из-за этого своего кривляния на реке.

– Я не об этом, Брюс, – сказала Динь.

Он пропустил «Брюса» мимо ушей и, сказав: «Так, значит, посетителей было много?» – черт бы его побрал, – закрыл за собой дверь и щелкнул замком, будто на что-то надеялся.

– Если тебя это так интересует, три немца и одна американская леди с блокнотом и магнитофоном. А теперь, если не возражаешь… – С этими словами Динь развернулась к столу.