Поэтому гример съемочной группы была свободна.

Звукооператора Кирилла в длительные командировки Шабкат обычно с собой не брал никогда. Но в этот раз тот так просился, горел желанием посмотреть на Кавказ, где никогда в жизни не был, что устоять было трудно. Шабкат взял его с собой, хотя с техникой отлично справлялся и сам. Поэтому звукооператор, которого в группе традиционно звали радистом, тоже на съемки не поехал. Он только технику приготовил и потом должен был очистить запись от посторонних шумов на своем ноутбуке.

Подошла к концу работа во дворе у Амин-Султана. Старик с искренней радостью рассказал московским гостям, что он до сих пор любит колоть дрова и чувствует себя после этого полным энергии. Такая работа была для старика вовсе не тяжелой обязанностью, а своего рода возвращением в те годы, когда он был молодым и сильным.

Ему удавалось вернуть себе хотя бы кусочек молодости. Это обстоятельство радовало Амин-Султана как ребенка, совершившего взрослый поступок. Оно заставляло его довольно улыбаться.

Как только москвичи сели в свой редакционный микроавтобус, на котором и приехали в Дагестан, двоюродному брату позвонил Латиф. Микроавтобус еще не успел тронуться. Шабкат повернул ключ, выключил двигатель.

– Здравствуй, брат. Рад тебя слышать, – сказал Латиф, в голосе которого как-то не чувствовалось большой радости.

Шабкату показалось, что минувшей ночью тот разговаривал с ним куда более приветливо. Но он был опытным журналистом и очень хорошо понимал, что вокруг каждого человека постоянно происходит множество различных событий. Они влияют на наш внутренний мир, даже на голос, делают его из приветливого раздраженным, или наоборот. Потому на тоне приветствия старший внук Абдул-Азиза зацикливаться не стал.

– Здравствуй, Латиф! – Шабкат старался говорить как можно мягче, душевнее, но из его головы никак не выходили слова деда: «Я решусь».

Они стали своеобразным барьером, переступить через который старшему брату было трудно, хотя он и старался. При этом ему казалось, что он в данный момент в какой-то степени предает брата, не предупреждая того о решении деда. Но если бы он поступил так, то предал бы деда.

Шабкат давно уже решил, на чьей стороне он сам должен оказаться. С Латифом ему было не по пути. Тот самим фактом своего существования мешал старшему брату делать карьеру, просто жить.

И не Шабкату было разрешать эту проблему. У него недоставало и сил, и характера на то, чтобы взять ее решение на себя. Когда ночью он говорил деду, что никто в селе не решится поднять руку на Латифа, то в первую очередь имел в виду себя, по собственным меркам оценивал и всех остальных людей.

Старый Абдул-Азиз, похоже, все понял. У деда хватило характера на то, чтобы решиться. Теперь он уже пойдет до конца. Никто не сможет остановить его. Это решение принимал не дряхлый старик, а воин, ветеран великой войны. В нем жила та самая сила духа, которая когда-то поднимала солдат из окопа в атаку, бросала их на вражеские пулеметы.

– Ты подготовил мне вопросы на завтра?

– Значит, ты назначаешь мне встречу на этот день? – уточнил старший брат, потому что раньше Латиф просто пообещал выбрать время.

– Скорее всего. Если что-то изменится, я позвоню, предупрежу. В десять утра – ровно в десять, минута в минуту! – выезжай по дороге на Махачкалу. Твою машину остановят два или три человека с оружием. Не пугайся. Тормози. Ни тебя, ни твоего оператора они не тронут. Назовут твое имя. Ты в ответ скажешь мое. Это будет паролем. И все. Вас отведут ко мне. Я буду недалеко. Там и поговорим. Но заранее о нашей встрече никто знать не должен. Я тебе, по сути дела, доверяю жизни всех своих собратьев по оружию. Не только свою собственную. Я знаю, что ты не обманешь, не устроишь нам ловушку.