А.М. Яковлева предпринимает необычный поворот в трактовке китча (а по сути, реабилитацию этого феномена), отмечая формальную схожесть китча и фольклора: «Так, фольклор выражает сложившиеся в народе нравственные и эстетические ценности. И то, за что позже будут ругать кич, – повторяемость образов, шаблонность описаний и стереотипность развития сюжета – как раз является непременным атрибутом народного искусства»[76]. Автор также описывает и формальные характеристики китча, и их отличие от языка искусства: «Позы и иные способы изображения персонажей не канонизированы, не обязательны. Существуют в киче излюбленные, наиболее распространенные приемы изображения персонажей, однако их выбор и использование – это право автора. <…> Клишированность цветовых значений в киче отличается от цветового канона также большей естественностью: в первом случае используются “усредненные” цвета, связанные с обычными стереотипами восприятия (трава – зеленая, роза – красная, небо – синее и т. п.). И непосвященный легко восстановит из наличной системы знаков систему их значений»[77].

В выстраивании своей трехчастной конструкции А.М. Яковлева близка идеям В.Н. Прокофьева, который в работе «О трех уровнях художественной культуры Нового и Новейшего времени (к проблеме примитива в изобразительных искусствах)» (1983) выявляет срединное положение примитива между профессиональным и народным искусством. А.М. Яковлева очень точно пишет об усвоении массовой культурой визуальных образов «высокого искусства». Автор отмечает, что образы и приемы искусства, изначально не являющиеся, по сути, клише, переосмысливаются в соответствии с логикой массового сознания: «Так, “Неизвестная” Крамского из куртизанки превращается в символ женской гордости, небесный идеал (см. исследования H.M. Зоркой) и штампуется на коробках духов в серии “Знакомый образ”. Фабрика “Новая заря” предлагает вниманию публики фрагмент “Неизвестной” с изображением только головы и плеч героини; здесь, как и на многих репродукциях, уже отсутствуют коляска, очертания дворца, героиня парит над миром, помещенная в круглую рамочку. <…> В такой композиции, сложившейся, казалось бы, по технической оплошности фотографа, Неизвестная действительно воспринимается как воплощенная неприступность, т. е. изображение бессознательно подогнано под образ, существующий в массовом сознании»[78]. Таким образом, исследователь на большом круге примеров заимствования образов «высоко искусства» выводит следующую закономерность: шедевры мирового искусства переосмысливаются по законам массового восприятия. И самодеятельный автор, создавая картину, являющуюся с точки зрения «высокого искусства» образцом китча, воспринимает «эталонное» профессиональное искусство как первооснову собственных образов: «…копируемое полотно становится лишь исходным пунктом, первотолчком для фантазии самодеятельного художника. И вопиющие, казалось бы, отступления от художественного первоисточника и исторической правды в талантливом киче не произвольны, а обусловлены погружением известного образа в стихию народного сознания»