Л.В. Вакар, длительное время изучающая народную культуру Беларуси (Витебской области), раскрывает особенности образной системы популярных некогда расписных ковров. Украшавшие сельские и городские жилища, они создавались мастерами для заработка, но сохраняли архетипические основы традиционной народной росписи. При копировании классических образцов в результате фольклорной редукции изображенный персонаж часто теряет индивидуальные характеристики и персонифицирует природные силы либо социальные стереотипы. Исследовательнице удалось через отдельные фразы живой разговорной речи авторов расписных ковров выявить и донести до читателя особенности их отношения к собственному творчеству, своеобразие эстетического восприятия сельского жителя. Из презираемой некогда области китча самобытные изделия переместились в ранг своеобразного национального достояния, и сейчас продолжается активное изучение и собирание расписных ковров Беларуси.

Творчество российского наивного художника Василия Григорьева развивалось из клееночного промысла. По мнению искусствоведа О.В. Дьяконицыной, он выступал как талантливый импровизатор народной культуры, способный к саморазвитию и востребованный в XXI веке (в 2014 году в Перми и Москве прошли персональные выставки В.В. Григорьева, посвященные его 100-летию). Пример творчества этого художника дает возможность проследить развитие и статусное изменение на протяжении столетия конкретной художественной формы – народной живописной картинки.

Обращаясь к современным формам художественной культуры, Т.Н. Суханова проводит любопытный анализ развития народных мексиканских вотивных картинок ретаблос в среде российских интернет-блогеров. Характерные для китча сентиментальность, надрыв и патетика, крикливость цвета, избыток декора, нарочитый эклектизм не чужды простодушному искусству народных ретаблос и уверенно пародируются современными анонимными авторами. К китчу как к провокации, насмешке, пародии осознанно обращаются и авторы, и зрители. Имитация и тиражирование устоявшегося формата дают основание к изобличению авторов/ публикаторов как циничных жуликов и халтурщиков, если не учитывать, что они сами радостно декларируют свою готовность к «подмене», за которой скрывается игра и горячая симпатия к мексиканским картинкам. В адаптации-присвоении этого искусства видится готовность к вдумчивому постижению другой культуры, пример уважения чужого как своего.

Свой оригинальный взгляд на классификацию современного обывательского китча предлагает И.П. Вовк. Автор стремится к фиксации всех социально-эстетических стереотипов, распределяя их на группы по возрастам и половой принадлежности. В его интерпретации модели поведения различных групп людей представляются различными формами китча.

Завершают раздел статьи этномузыкологов Е.А. Дороховой и Н.И. Жулановой, посвященные проявлениям китчевой эстетики в российской музыкальной повседневной культуре ХХ века.

Исследуя феномен жестокого романса, Е.А. Дорохова обращает внимание на то, что китч всегда возникает на стыке двух разных культурных традиций и в кризисные моменты существования традиционной мировоззренческой системы, когда в ней ослабевают структурно-функциональные связи. Выход текстов за пределы порождающей их культурной традиции, вследствие ее распада или столкновения с иной мировоззренческой парадигмой, всегда приводит к потере функциональности и утрате первичной семантики. Форма, утратив связи с содержанием, начинает терять свою изначальную пропорциональность; ее отдельные компоненты разрастаются, гиперболизируются и могут доходить до абсурда. Конечным результатом этого процесса неминуемо становится китч.