Несколько часов я провел за чтением и обнаружил, что оно повлияло на мое общее состояние.

Хотя там и сказано, что Поль славится своим умением рассказывать о сложных вещах простым языком, книга показалась мне трудной.

Поль занимается трудными вещами.

А я ниже среднего подготовлен для их восприятия.

В гимназии, выбирая после первого класса предметы, которые я собирался изучать, я отказался от математики и физики. В то время мне казалось, что я уже знаю, какие вещи больше всего могут пригодиться мне в будущем. Сегодня я в этом уже не так уверен. Может быть, я тогда ошибся.

Итак, я не все понимаю. Возможно, я понимаю даже меньше, чем думаю, но то, что до меня доходит, кажется мне увлекательным и пугающим.

Я и не знал, что мой брат читает такие книги. Похоже, что я еще многого не знал о своем брате.

Еще больше я не знал о времени.

В Бонне в одной лаборатории установлен трехметровый металлический цилиндр.

Поль пишет, что он имеет форму подводной лодки и заключен в стальной корпус, опутанный проводами и окруженный приборами. Это – атомные часы, и в настоящее время это самые точные часы на свете.

По ним время измеряется точнее, чем по вращению Земли.

Такая точность изумляет меня. Судя по всему, к земле она имеет очень мало отношения. Это просто чье-то постановление. Мне это понравилось. Как ни странно, я вдруг почувствовал, что время стало для меня более наглядным и ощутимым.

Кажется, мне хотелось бы иметь атомные часы.


Для того, чтобы компенсировать неравномерность земного вращения, время от времени принято добавлять лишнюю секунду. В последний раз одну секунду добавили в июне 1994 года. А нам-то об этом ничего и не сказали.


Благодаря атомным часам секунда получила новое определение. Раньше под секундой понимали 1/86 400 суток, теперь же секунда – это 9 192 631 770 колебаний атома цезия.

Мне кажется, это много.

Эти новые сведения выбили меня из колеи. Мне стало не по себе, и я схватился за мячик. Покидав его немного о дверцу холодильника, я несколько успокоился и возобновил чтение.


Помню, как мы пили молоко в начальной школе.

У многих из нас уже были электронные часы. С секундомером. Мы могли измерять время до сотых долей секунды. Что только мы не измеряли при помощи секундомера! Это было наше любимое увлечение в то время.

Одно время мы старались как можно быстрее выпивать молоко. У меня на это уходило не меньше пяти секунд, но вот Эспен, эта орясина, проглатывал весь пакетик меньше чем за секунду. В свете только что прочитанного мне это представляется впечатляющим достижением. Сам я мало что успеваю сделать менее чем за одну секунду.

Я могу барабанить пальцами по столу со скоростью пятнадцати ударов в секунду. Я вполне доволен таким результатом. А иногда я фотографирую с выдержкой в одну тысячную секунды.

Но все это – ничтожные скорости по сравнению с той, которую развивают атомные часы. Могу ли я с уверенностью сказать, что это действительно так? Более девяти миллиардов колебаний в секунду? Я не в состоянии себе это представить. Это чересчур много. Моя способность представить себе, сколько элементов составляет то или иное множество, имеет свои границы. Я легко могу определить на глазок, четыре или девять коров пасется на лугу, но если их будет больше пятнадцати, то мне уже надо считать их по одной. А все, что больше тысячи, становится для меня неразличимым.

Я не могу проконтролировать атомы цезия.

Я вынужден полагаться на то, что Поль знает, что говорит.

Я вынужден верить ему на слово.


Я почитал еще немного.

Дело становилось чем дальше, тем хуже.