– У вас случаем не найдется водки? Хорошо бы слегка сдобрить варево.

– Конечно. Сию минуту. Кстати, его светлость Лылах очень похож на водку: весьма крепок на вкус и при определенных дозах выворачивает мозги наизнанку любому.

Туран снял тигель с горелки и, поставив на квадратный поднос, произнес:

– Ваш рассказ сложен для моего кхарнского разума, непривычного к здешним особенностям.

– Вот-вот, коллега, вот-вот. Ваш кхарнский разум как раз и окажется под пристальным вниманием. Знаете, многие наир очень не любят неизвестное, особенно, заграничное.

– Но мне показалось…

– Вам показалось. – Ирджин протянул пузатую бутылку.

– Звучит угрожающе.

– Разве? Я бы сказал – опекающее. Мне бы крайне не хотелось, чтобы еще один винт, да что там – одна из главнейших деталей оказалась поломана неквалифицированными часовщиками. И я постараюсь этого не допустить.

– Благодарю за заботу. – Туран наполнил две глиняные кружки. – Можно пить.

– Ну что, за здоровье великолепного поэта РуМаха? Как, кстати, называется этот напиток?

– Ва-гами-шен. Волшебный щит.

– Какое чудесное совпадение. – Некрасиво улыбнулся Ирджин и сделал большой глоток.

В эту ночь Туран заболел инсомнией.

И лист пергамента с десятком недописанных катренов в припадке ярости швырнул в огонь. РуМах бы не одобрил… Но мудрый старец – в Байшарре.

С самого утра валил мокрый снег: крупные, тяжелые хлопья застили дорогу, и дальше, чем шагов на пять разглядеть что-либо было невозможно. Но дед не торопился уходить домой. Нахохлившись, укутавшись в добрую медвежью доху, он лузгал семечки да пялился в ворота. Ближе к обеду подул ветер, а небо приняло темно-свинцовый оттенок.

– Буря будет, – сказал стражник, очнувшись от дремы. – Шел бы ты, дед, до хаты.

– Как будет, так и пойду.

А спустя мгновенье в воротах показалась фигура: высокая, квадратная, неуклюжая, будто и не человечья вовсе. Стражник, помянув Всевидящего, ухватился за копье, но узнал пришельца.

– От же, бесово семя!

– Не злись, дядько Видо, – густым басом отозвался гость, снимая снегоступы. Теперь было видно, что это не зверь и не вывертень, а обыкновенный парень. Просто накинутый поверх куртки меховой плащ придавал облику диковатый вид. – У меня дощечки с заказом соленой гусятины и прочей всякости от Бештинового управителя. Вроде как возьмут до десяти четвертей разного...

– Ты, Гранька, это не мне рассказывай, а кому положено.

– Ну вам же ж тоже положено, вы ж на страже, заведуете пропуском. Я все по дисциплиночке…

– Проходи уже, трепло.

Гранька повернулся к старику и сказал:

– Деду, давай побыстрянке до хаты докачу, а то ж померз весь.

На этот раз возражать дед не стал. Парень, прислонив снегоступы и копьецо к стене, под навес, поднял деда вместе с тележкой и споро зашагал по улочке.

Снег повалил гуще, ветер же облегся, только спокойствие это было кажущимся – темное небо все ж предвещало скорую бурю.

«Со многим уважением и благодарностью за доверие агент Хурдский Скороход имеет доложить».

Старик со вздохом отложил стило, буквы выходили корявыми, строки кривыми, а писать было тяжко – не держали пальцы инструменту, норовили соскользнуть на мягкий воск, стереть написанное. Но это не главное, всё одно ему ж читать и придется. Главное – точнехонько и недлинно все накалякать, чтобы потом по писанному гладенько и проговорить.

«В Бештиновой усадьбе в качестве мастерового и хозяйственного курьера загодя посажен соглядач, личный отпрыск Хурдского Скорохода, в дальнейшем поименованный Грач. Персоналия надежная. Он сообщает, что конфискованное у прежних хозяев подворье приведено новым управляющим в божеский вид и тако же обрело новых построек