В объединенном Дозоре Севастополя народ тоже был не из коренных, в лучшем случае из третьего поколения севастопольцев: русаки, малороссы и один поляк. Город и ближние хутора они знали хорошо, но даже в Балаклаве половина из них была от силы раз-другой. С крымскими Иными из татарских поселений не общались. Было несколько случаев совместной облавы на зарвавшихся оборотней, и все.

Бутырцев быстро уяснил расклад. Но не это его сейчас заботило – надо было срочно устраиваться в городе и устанавливать контакт с Дозорами союзников и Инквизицией. Он вполуха выслушал исполнявшего до него должность начальника Дозора – интенданта Ивана Дмитриевича Суровкина, Светлого четвертого уровня. Из доклада он усвоил три вещи: происшествий с Иными, заслуживающих суда Инквизиции, не случалось; Иных с русской стороны в городе много; Суровкин чертовски рад спихнуть с себя ответственность, пусть столичный Темный себе клыки в Севастополе обломает. Явственно читалось, что Иван Дмитриевич мыслил себе карьерный рост и по дозорной части. Сидел себе Иной на хлебных должностях, что у людей, что у Иных, в ус не дул, на мир смотрел положительно, тут нате вам – война. Забот полон рот. Слава Сумраку, прислали ему начальника.

На такого товарища главы Дозора особо не понадеешься.

Бутырцев начал с обустройства, резонно решив, что раз все спокойно, то надо позаботиться о жилье, пропитании и прочих радостях жизни. Бывая в разных казенных учреждениях и штабах, он везде внушал самое лестное о себе мнение – радушен, щедр, со связями в столице. Душка – одним словом. Он умело находил или придумывал общих знакомых с севастопольскими чиновниками, флотскими и армейскими штабными. Побывал у Нахимова и пристроил Ныркова ординарцем к морскому штабу. Нашел себе комнату в приличном доме на Морской. Даже представился главнокомандующему князю Меншикову в качестве чиновника Морского ведомства, командированного в Адмиралтейство. Генерал-адмирал, будучи главою означенного ведомства, даже «припомнил» Бутырцева и начал было расспрашивать о делах, но маг чуть усилил усталость престарелого князя, и светлейший отпустил «старого знакомца» с наказом запросто заглядывать к нему на Северную.

Насчет Ныркова у начальника были свои резоны.

Седьмого октября, в день приезда петербургских дозорных в город, Филиппу посчастливилось предстать перед Павлом Степановичем Нахимовым. После гибели на Малаховом кургане своего друга и единомышленника адмирала Владимира Алексеевича Корнилова вице-адмирал занимал скромную должность начальника южных оборонительных сооружений Севастополя. Но все от распоследнего трюмного матроса до главнокомандующего всеми русскими силами в Крыму князя Меншикова твердо знали, кто на самом деле командует непосредственной обороной города.

Бывают безлошадные кавалеристы. Конник становится таковым, когда под ним убивают лошадь или она падет от усталости, болезней, бескормицы. Недавний герой Синопа, которого проклинали (сжег город и устроил резню) и над которым язвительно издевались лондонские и отчасти парижские газеты (приказал поставить свои корабли в Синопской бухте на якорь – чтобы со страху не разбежались под турецким огнем), оказался бесфлотным адмиралом. Цвет, гордость и краса Черноморского флота – парусные корабли – гнили на дне, откармливая червей-древоточцев, перегораживая неприятелю вход в Севастопольскую бухту. Небольшая часть флота – пароходы и самые крепкие парусники – стояла в глубине бухты, демонстрируя свои пушки неприятельскому флоту и поддерживая армию огнем по полкам экспедиционного корпуса союзников.