Мы и должны были встретиться с Вовкой, только не так, как это случилось сейчас, а в соседних котлах. Даже хвостатый черт-надсмотрщик мог быть у нас один на двоих. Но что-то пошло не так, как должно, и эту ошибку вскоре исправят, отправив меня наконец по заслуженному этапу – на первый пояс седьмого круга ада[8]. Откуда, спросите вы меня, я об этом знаю? Так было время полистать литературку во время многочисленных отсидок, и «Божественная комедия» безумного стихоплета Данте Алигьери была выучена мною едва ли не наизусть. Особенно эти сроки из двенадцатой песни:
И в вечности томите, истязая!»«Но посмотри: вот, окаймив откос, Течет поток кровавый, сожигая Тех, кто насилье ближнему нанес. О гнев безумный, о корысть слепая, Вы мучите наш краткий век земной.
Да, у меня было достаточно времени подумать о бренности бытия и собственной дальнейшей судьбе. И я не испытывал на этот счет никаких заблуждений, поскольку прекрасно знал, что за все содеянное в этой жизни придется платить. Ведь и я сам большую часть своей жизни проповедовал эту простую истину: за все нужно отвечать! Иногда по понятиям, а иногда – и по жизни! И я, отнюдь, не исключение из правил…
Но… что-то в этом мире пошло не так и, зажмурившись, я не отправился по ожидаемому маршруту до конечной станции «Ад», а внезапно получит второй шанс, «возродившись» в теле конченного торчка, сдохшего от передоза в будущем, спустя более тридцати лет.
Что это было: случайность, насмешка богов или сбой в отлаженном механизме «Колеса Сансары»[9]? Я не знал. Возможно, что и всё сразу. Однако, судя по моему нынешнему положению, в «Небесной канцелярии» наконец-то разобрались, что к чему, и скоро я отбуду на утлом суденышке Старого Харона на вечное поселение в Геене Огненной[10]. Ну… Хоть погреюсь…
Вереница мертвяков все шла и шла мимо меня, пока совсем не иссякла. Шедший последним отчего-то смутно знакомый пацанчик остановился напротив. В его глазах плескалась вселенская тоска, от которой мне отчего-то стало совсем неуютно – ведь эту изможденную физиономию я видел не далее, как вчера, в мутном зеркале заброшенного дома, в котором я очнулся.
«Так это же я… – Ужасающая догадка обожгла мое и без того воспаленное сознание. – Вернее, он – Тимоха!» – Это был тот самый деревенский наркоман, откинувший копыта от передоза, и в чьем молодом теле я оказался по какому-то высшему недоразумению.
– Ты это… пацанчик… – прохрипел я спекшимся от обезвоживания горлом. – Ты на меня зла не держи! Вот в твоей смерти я точно не при делах! Зуб даю… – Добавил я, а в голове шевельнулась одна шкурная мысль – так это, вообще-то, его зуб, хоть и ставший моим неизвестно с какого перепуга.
– Я знаю… – глухо, словно голос шел из железной бочки, произнес натуральный Тимоха. – И не виню… Ведь я сам себя в гроб вогнал… Только понял я это, уже сдохнув… Просьба у меня к тебе, Семен, – в его глазах неожиданно вспыхнул лучик надежды, – о родителях позаботься. Мать, если бы не ты, с ума бы сошла… Да и отец… Раз уж тебе такая доля выпала, побудь им настоящим сыном вместо меня… лучше меня… Ведь и ты, – он кивнул вслед исчезающей в тумане толпе мертвецов, – совсем не ангел. А это тебе зачтется… при распределении… Все в этой жизни и после нее – не просто так… Совсем не просто… Пообещай, что не оставишь их заботой и не бросишь в старости! – Его голос набрал «обороты» и зазвучал тревожно и требовательно. – Клянись! – Неожиданно чистым и звонким голосом потребовал Тимоха. – Клянись!
– Клянусь! – не покривив душой в этот момент, торжественно ответил я, хотя у меня и были относительные сомнения насчет своего собственного будущего.