– А что ты умеешь? Кроме пения, – предупредительно выставила я ладони вперед.
– Все! Катя, я умею все! Доить коров, печь хлеб, подделывать документы, петь, вышивать, плести макраме. Обладаю базовыми навыками бобра и енота!
– Чего? – обалдела я.
– Строить умею. И ломать. Иногда что-то тырить, но я домовитый просто и хозяйственный. Все в дом несу. Заболеваний нет, здоров как конь! Голова не болит никогда, паразиты изгнаны, лицо симметричное, глаза голубые, рост сто девяносто два сантиметра, характер нордический, но веселый. Налево отгулял. К туалету приучен, прививки и паспорт имеются. Лейкоциты в норме, психических заболеваний не обнаружено.
– Они просто плохо искали психические заболевания, – заверила я.
– Язычок у тебя, Катя…
– Без костылей? – подсказала я. – Ладно, умник, заканчивай спектакль и говори, кто ты такой.
– Кать, ты ж вроде не старая еще, а все забываешь, – он покачал головой, – Эдуард я.
– Слушай, Эдуард, я сейчас выйду, и к вечеру незабудки в раю топтать будешь ты, – пригрозила я.
– Катерина Романовна, я от гусей убегал, думаешь, от тебя не убегу? – иронично поднял он бровь, а я окончательно уверилась, что надо мной банально издеваются!
Его взгляд смеялся, а губы так и норовили разъехаться в широченную улыбку.
– Выходи, я тебе расскажу, как мы с братом сарай строили в деревне, – заиграл он бровями.
– Так рассказывай, – стараясь не рассмеяться, разрешила я.
– Недостроили, короче! Брат молотком по пальцу себе так шарахнул, что курицы завещание написали, а Кеша решил, что нет сарая – нет проблем, и спалил. Наше первое имя – Качество потому что. А второе – Плохое.
– Эдуард, скажи, деревня хоть цела после ваших шамаханских летних набегов?
– Нет деревни – нет проблем. Да цела, что ей будет-то? Там просто самогон хороший дядька Вася делает. Хочешь, съездим?
– Это мечта всей моей жизни. Ну, серьезно, прекращай придуриваться. Кто ты и что тебе нужно?
– Катерина, ты тяпнула уже? Эдуард я, Э-ду-ард. Эд сокращенно. Катя, не нервничай. Дыши, – посоветовал маргинал, заметив, что я опасно сузила глаза, – Катюх, дыши и повторяй за мной: «Пусть все мои тревоги уносят в лес единороги!» Десять раз.
– Я тебя убью, – пообещала я.
– Ладно, не хочешь по-хорошему, будет песня! Катерина, только для тебя!
Он вдохнул и запел:
– Лисапед, не лисапед, двухколесный драндулет…
– Замолчи! – потребовала я.
– Понял, другу песню! Ах, какая женщина, кака-а-а-я женщина, я б такую, у-у-у-у…
– Эдуард! Прекрати немедленно! – вспылила я.
– А я тысячу раз обрывал провода…
– Эдуард!
– Вообще-то, Валерий. Меладзе. Его все женщины любят. Ладно. А-а-а-а, Магомеды-Сулейманы, а-а-а-а, Елисеи-Добронравы, а-а-а-а, и зеленый попугай!
– Я сейчас милицию вызову!
– Понял! Че ты гонишь, мусор, шнягу не по делу, что ты паришь мне про нары и конвой… Хоп, мусорок, не шей мне срок, машинка «Зингера» иголочку сломала.
Это чудо пело и пританцовывало на месте, явно набравшись опыта на деревенских дискотеках, а я мечтала побиться головой о стену и сгрызть балкон.
Он совершенно точно издевался надо мной и над моей нервной системой!
– Прекрати устраивать безобразие! – топнула я ногой. – Эдуард, мать твою в кисло-сладком! Это уже не смешно! Прекращай цирк!
– Какой цирк?
– Клоуна-сказочника, которого специально забыли. Ты слово «нет» знаешь?
– Нет, – нахально ответил он, а я вскипела окончательно. – Кать, да нормальный я, просто фиг знает, как тебя такую на свидание приглашать. А я, это… Кажись, влюбился.
Боже, и кому звонить? Экзорцисту? Батюшке?
Мало того что он банально ржет надо мной, так еще и перед соседями неудобно. Не удивлюсь, если тетя Тома сегодня нагрянет разбираться, кто и зачем устраивал безобразие возле ее любимой клумбы, а уже вечером мне соседи все кости перемоют.