– Мы ведь и не расставались, – тихо возразила я, но даже мне самой собственный голос показался жалким и неуверенным.

– Правда? Ты меня избегала, жестокая, – укоризненно прошептал хитрый змей, сверкая лукавыми золотыми глазами.

– Я не… мне просто… – мямлила я, злясь на свою вдруг возникшую робость.

«Он со мной играет?!» – внезапно разозлилась я на подлого нага, но развить своё возмущение не успела, ведь Шаянес перехватил мою руку с бокалом и впился в губы сладким поцелуем.

В этот раз его губы были жёсткими, требовательными, а юркий язык не подчинялся, а навязывал мне свою игру, от которой я невольно задохнулась, сбившись с дыхания.

Я сама не заметила, как оказалась сидящей на гладком хвосте, обнимая его голыми ногами в том месте, где у людей бёдра, ведь сорочка задралась непозволительно высоко. Бокал исчез, а мои пальцы зарылись в густые мягкие пряди мужчины.

– Такая страстная, сладкая малыш-ш-ш-ка, – хрипло простонал мне в губы Шай. – Что ты хотела бы сегодня узнать? – спрашивал наг, а мои мысли превратились в кисель, заставляя меня непонимающе моргать на вопрос мужчины. – Позволь мне показать, как ты прекрасна. Не бойся, я буду лишь целовать тебя, моя девочка. Ты веришь мне? – тихо шептал Шай, осыпая моё лицо короткими, невесомыми поцелуями, от которых кружилась голова.

Моих сил хватило только на то, чтобы кивнуть, и мир перевернулся, а перед глазами было лишь напряжённое мужское лицо с золотистыми змеиными глазами.

Я как зачарованная наблюдала, как Шаянес опускается с поцелуями ниже. Сначала шея, потом ключицы, юркий язык пробежал по распахнутому вороту ночной рубашки. Я напряглась, боясь, что наг попытается снять мою призрачную защиту, но он этого не сделал, а накрыл ставший болезненно острым сосок через тонкую ткань рубашки своими губами.

Я непроизвольно вскрикнула, закрывая рот ладошкой. Горячее влажное касание к запретной плоти было ярким, сладостным, не похожим ни на что и, в то же время, какое-то знакомое.

– Не сдерживайся, моя малышка, пой для меня. Я поставил полог тишины. Ингерд не услышит наших стонов, – хрипло сказал Шай, доставая нежное полушарие из распахнутого ворота.

Прикосновение его порочного рта к открытой груди заставило зажмуриться и поджать пальчики на ногах от удовольствия.

– Ну же... не жадничай, – томно сказал искуситель, подло прикусив затвердевшую горошину, рассылая по телу острый заряд удовольствия.

– Ах! – не удержалась от крика я, а Шай заурчал, как довольный кот, продолжая «мучить» нежные полушария.

Потерявшись в новых сладкий ощущениях, я не сразу заметила, что наг спустился с поцелуями непозволительно низко. Очнулась от невыносимо яркого удовольствия, чувствуя влажный юркий язык ТАМ.

– Нет! Что ты делаешь? – простонала я, вяло отбиваясь от запретной, невозможной ласки. – Так нельзя, – почти проскулила я, умирая от наслаждения, когда к языку добавился настойчивый палец, ласкавший какую-то точку, от прикосновения к которой моё тело звенело от невыносимого удовольствия, вздрагивая и дёргаясь навстречу ласке.

– С-с-сладкая, – простонал Шай, надавливая гладкой влажностью языка на сверхчувствительный бугорок, отчего мой мир разлетелся на осколки горячей неги. Она родилась где-то в кончиках поджатых пальцев ног, которыми я сучила по гладкому гибкому хвосту, и пробежала по телу волной дрожи, плавя мои чувства.

– Шай! – вскрикнула я, притягивая голову мужчину туда, откуда недавно отталкивала.

– Да, моя сладкая, кричи, – самодовольно облизываясь, сказал мужчина, наблюдая за моим конвульсиями золотыми глазами, сияющими какой-то незнакомой жаждой. Вслед за удовольствием пришла сытая лёгкость и бодрость, бросая любопытную меня в новые пучины запретных удовольствий.