Только в пять утра она, обессилев, упала на его грудь и уснула. Спали они очень крепко, словно мертвые. В шесть тридцать в номер постучалась молодая еврейка повариха, но из комнаты никто не отозвался, она тихонько приоткрыла дверь и чуть не закричала от увиденной картины. Лючия лежала на животе, на майоре, распластанная и расслабленная, шикарная грива волнистых волос струилась слева и справа, по красивой спине, спадая по лопаткам. Ее ягодицы вздымались прекрасными долями спелого персика. Ноги ее были раздвинуты, она спала. Под ней спал майор, руки его были раскинуты в стороны подобно Христу на кресте.

Френделина округлила оливковые глаза и секунд десять не могла принять решение, уйти ей или остаться в комнате. Завороженная девушка, двадцати лет, просто не могла пошевелиться, увиденное ввело ее в состояние глубокого эротического гипноза. Она почувствовала, как капельки пота потекли у нее под мышками и ей стало жарко.

Машинально она сделала шаг назад и ценой невероятных усилий закрыла дверь перед своим взглядом. Через минуту она закрылась в своей комнате, сбросила легкий халат, надетый на голое тело, и прыгнула под контрастный душ. Она ласкала себя неистово и целенаправленно. Лючия ей очень нравилась, как молодая женщина, и Френделина очень удивилась, когда госпожа капитан призналась ей, что все еще девственница. Юная Еврейка тоже была девушкой и в глубине женской души страстно позавидовала ей. Кто его знает, что бы сделала Френделина, будь они с Лючией в доверительной дружбе. Через десять минут Френделина получила, то, что желала.

Израильтянка вернулась к комнате начальницы и, не открывая ее, настойчиво постучала. Лючия приоткрыла дверь через пару минут и зевая спросила:

– Чего тебе, милочка? Который час?

– Почти семь, завтрак на столе, госпожа! Скоро вылет, вы просили разбудить вас в шесть тридцать, но вы еще даже не одеты, – после этих слов еврейка густо покраснела и опустила глаза в пол.

– Значит, ты кое-что видела? Признайся, дорогая…

– Да, совсем чуть-чуть, Лючия!

– Ну и ладно, – усмехнулась она, – плутовка! Хорошо, накрывай на стол, мы выходим! Да, девочка моя, держи язычок за зубами, ладно?

– Конечно, Лючия, никто ничего не узнает.

– Умница, ну иди.

Алексей и Лючия молча позавтракали, иногда поглядывая друг на друга, посылая прощальные флюиды. Майор ел много. Предстоял неблизкий путь, до Пешавара кормить не обещали.

– Послушай, меня, Алексей, будь осторожен. Первый месяц самое главное делать, то, что прикажет полевой сержант и офицер. Они жестокие люди, просто пристрелят, без церемоний. Помалкивай и выполняй приказания, выполняй и молчи. Это все, хотя нет… – она придвинулась ближе и прошептала майору в ухо: – Я люблю тебя! Буду тебя ждать.

– Люблю… – сухо повторил он, – очень! Только тебя…

– Где твои документы и деньги?

– Они там, все в твоем номере.

– Хорошо, тебе они больше не нужны, я сохраню. Пока летишь, придумай себе имя и не забудь свой позывной, Генри! Как тебя звали до этого, забудь. И самое главное никому не говори, что в Афгане ты был командиром советских солдат – шурави. За это могут убить! Не надо говорить про Афганистан.

– Спасибо, тебе! Я позавтракал, готов! Кстати, очень вкусно, кто готовил?

– Моя подруга, при случае познакомлю, она интересовалась тобой. Кстати, вот и она…

В кафе вошла повариха и увидела Алексея. Все лицо молодой еврейки зарделось яркой краской. Алексей встал и галантно поцеловал руку Френделине.

– Вы прекрасно готовите. И еще, вы очень красивая девушка, – мягко сказал майор.