– Мне эти русские… – после непродолжительной паузы сказал Леня. – Не будь ребенком, Рома. Черт с ней, с твоей службой, я уже понял: тебя не переделать. Езжай в свою командировку и береги хорошенько свою голову. Я все сделаю и тебя не забуду. Но имей в виду: если что-то полезное услышишь, не поленись набрать мой номер и это «что-то» мне сообщить.

– Да что я услышу? В тех краях, куда я еду, «Сибгаз» никого не интересует.

– Сколько лет ты со мной работаешь, а так ничего и не понял, – посетовал Леня. – Запомни, Рома: нет такого места на земле, где людей не интересовало бы, как можно заработать деньги. Другое дело, что люди должны быть правильные. Ты меня понимаешь?

– Понимаю, Леня.

– Ну и прекрасно. Найди таких людей и звони. Жду звонка в любое время суток. Договорились?

– Договорились, – повеселел Роман.

– Ну тогда все. Желаю тебе счастливого пути. Надеюсь, и на этот раз мир будет спасен и ты вернешься в целости и сохранности.

– Я тоже на это надеюсь.

– Тогда до скорого, напарник.

– До скорого, – кивнул Роман, отключаясь.

Все-таки хоть и тепло попрощались, но у него осталось неприятное ощущение, что Леня не то накрутил ему ухо, не то поставил в угол. А скорее, и то и другое вместе.

Совсем другое прощание ожидало его в квартире Надежды, куда он заехал вечером «на часок».

Мало того, что она не давала ему уснуть всю ночь, лаская его неутомимо и исступленно, так еще почти всю ночь проплакала, не желая с ним расставаться не то что на неделю – на день!

– Ты не вернешься! – твердила она, покрывая все его тело жадными поцелуями. – Я знаю: ты не вернешься…

«Тьфу, тьфу, тьфу», – сплевывал незаметно через левое плечо Роман.

Он, конечно же, ничего не говорил ей ни о своей работе, ни тем более о цели командировки. И страну он ей не называл, соврав, что летит в благополучную Италию. Но бабу не проведешь, баба – она сердцем чует (тем более таким, какое было у Надежды), и оттого она билась над ним в любовном пароксизме и шептала заклинания, словно они могли заставить его позабыть все обязанности и навсегда остаться у нее, в огромной уютной квартире на последнем этаже башни-высотки – эдакий сказочный замок под облаками.

– Да вернусь, Надя, куда я денусь, – бормотал Роман, гладя ее по шелковистой спине и вздрагивая от особенно чувствительных прикосновений ее гибкого языка. – Сто раз ездил и возвращался. Вернусь и на этот раз.

– Не уезжай, – хрипло шептала Надежда, терзая его и себя, – не уезжай…

Роману удалось уснуть только под утро, когда солнце выходило из-за дымного горизонта, бросая длинные лучи на закипающий в бешеной деятельности город-исполин. Однако спал Роман не больше трех часов, потому что даже и во сне четко помнил, что в четырнадцать тридцать у него вылет из Домодедова, и никто рейс задерживать не будет.

Наскоро выпив чашку крепкого кофе, заботливо приготовленного Надеждой, молчаливой и печальной, он коротко поцеловал ее на прощание и помчался домой, чтобы захватить в дорогу кое-какие необходимые вещи. Из дому он поспешил в контору за документами и уже оттуда выехал в аэропорт.

Перелет из Москвы в Багдад Роман почти не запомнил, ибо, оказавшись в кресле, сразу после взлета погрузился в глубокий сон и проснулся только тогда, когда самолет заходил на посадку и стюардесса заботливо проверяла, все ли пассажиры пристегнуты ремнями безопасности.

Потянувшись и глянув в иллюминатор, Роман увидел ярко-голубую полосу неба и под ней – раскаленное желтое марево.

«Ну, здравствуй, Ирак», – невесело усмехнулся он, мягко качнувшись в кресле.