Она уткнулась в его плечо и тихо заплакала.
– Ну что? Как считаешь, надо говорить детям?
– А ты? – всхлипывая, говорила Диана.
– Я бы не стал. Но Зинаида Ивановна? Она выдержит?
– Моя мама – могила, – заверила мужа Диана.
– А вторую тайну ей рассказывать?
– А ты как думаешь? – робко глядя на него, ответила она вопросом.
– Я первый спросил, – упорствовал Владимир.
– Я бы рассказала, – негромко, но уверенно проговорила она.
– Согласен.
И они созвонились со своими будущими и таким непростыми родственниками.
Пенгаловы оба долго не ложились. Сначала молчали, он на балконе, она в комнате. И Диана, и Аким вспоминали каждый о своём. Они любили друг друга, и каждый страдал. Он терзался от своей всплывшей измены, от того, что у него, как выяснилось, была дочка, и волновался, сможет ли никогда не показать ей, что они кровные родственники. В то же время он не до конца справился с тем, что Артём, наоборот, ему неродной сын. Аким, будучи суперриелтором, вынужден был выслушивать бесконечные семейные истории, которые, как ему казалось, едва ли могли быть правдой. И вот он, уверенный, что клиенты рассказывали их исключительно с целью его разжалобить, вдруг сам угодил в немыслимую жизненную воронку. Зато он точно знал, что любил жену и сына. Это и стало ему опорой.
Диана глядела на мужа. Аким курил. «Может, стоит снова начать курить? Зря, наверное, бросила», – думала она. Слёзы так и катились, она их даже не вытирала. Сама его измена её, конечно, потрясла. Вместе с тем это волновало её, как ни странно, меньше, чем то, что у него росла дочь, а он жил все эти годы и даже не догадывался. Но больше всего тревожило Диану – как же их мальчик, их сыночек? Она, стоило ей только поднести его к груди, сразу почувствовала, что он ей невероятным образом стал родным. А Аким? Справится ли он со всем этим? Не пройдёт ли у него любовь к Артёму? К ней самой?
Она первая заснула, точнее сказать, провалилась куда-то, где тревожно и тяжело. Снилось Диане, как будто ей снился сон, да она его не видела, силилась увидеть – и никак не выходило. Когда проснулась, муж был на балконе. Подошла к нему и спросила:
– Акимушка, ты не ложился?
– Поспал чутка. Ты стонала. Измучилась?
Посмотрев друг другу в глаза, они всё поняли без слов.
И обсудив, говорить ли детям, пришли к тому же выводу, что и супруги Здравовы. Нерешённым оставался вопрос с бабушками. Заиграл телефон. Они вздрогнули, боясь, что это дети, но звонили Владимир и Диана. И оба выдохнули.
Кафе, где они встретились, находилось там же, где двадцать два года назад располагалась столовая.
Студенты разъехались, и никто их не смущал. Теперь они спокойно обсуждали и единогласно сошлись на том, что детям говорить не нужно. Сначала решили рассказать Матрёне Лифантьевне. Затем – Карине Анатольевне. Потом – маме Дианы Здраво-вой.
– О, – высказалась Пенгалова Диана, – Матрёна Лифантьевна и так, по-моему, с самого появления Артёма не может понять, почему мальчик родился. Мало того, что она врач, как моя мама, так она же видит сквозь стены. Они со свёкром тогда сразу приехали, срочно прекратив свой отдых в санатории, и она спросила у моей мамы, куда же делась девочка. Так мама с ней долго тогда разговаривала, удивляясь, откуда могла знать эта женщина, что и правда родилась дочка. Мама потом меня предостерегала, чтобы я уходила от её вопросов. И всё же Матрёна Лифантьевна долго не могла успокоиться. А в первый же день после выписки из родильного дома такой же вопрос она и мне задала. Я тогда еле сдержалась, чтобы не закричать: «Девочка умерла!» Сказалась больной и ушла в нашу комнату, там рыдала в подушку, чтобы она, не дай Бог, не услышала. Мама моя меня прикрыла и в тот раз – весь вечер с ней разговаривала, потом родители Акима уехали. Больше свекровь не спрашивала. С Артёмом они лучшие друзья. Она, конечно, сразу в Диане узнает дочь своего сына. – Она закрыла рот, подумав: «Зря сказала последнее».