Вентиляция работала не очень, на лестнице чувствовалась духота. Доктор поспешил спуститься на ярус, миновал раздвижные двери. Поднялись двое, выбросили руки в нацистском приветствии. Он небрежно отмахнулся, снова вышел в коридор.

В первом и втором блоках делать ему было нечего, они пустовали после санитарной обработки. Штеллер спустился еще ниже, вошел в узкий коридор. С одной стороны глухая стена, с другой клетушки. В каждой дверь, окно для передачи пищи, фактически шлюз, исключающий распространение заразы, оптический глазок для наблюдения. Защитные костюмы в этом коридоре не выдавались. Он считался безопасным.

Штеллер покосился на настенную табличку, освежая в памяти исходные данные. Ранняя дата инфицирования. Вакцина вводилась подопытным три недели назад посредством уколов. Доктор отдавал предпочтение этому способу. Воздушно-капельный считался небезопасным. Запасов бактерий сыпного тифа в лаборатории накопилось вдоволь. Инкубационный период, когда риккетсии проникают в кровь, попадают в лимфоток и направляются для размножения в лимфатические узлы, составлял от десяти до четырнадцати дней.

Альфред приблизился к первому боксу, припал к глазку. Помещение крошечное, метр на два.

«Нормальный гостиничный номер с бесплатным питанием», – шутил его заместитель, штурмбаннфюрер с высшим медицинским образованием Клаус Эрдман.

Бетонный мешок, яркая лампочка под потолком. Узкие нары, отхожее место в углу, маленький откидной столик для приема пищи. Действительно, что еще надо для растительной жизни?

Обитатель бокса был полностью обнажен. Он свернулся в углу между нарами и отхожим местом, мелко подрагивал. Человек был не старый, но совершенно седой. На его черепе кое-где поблескивали островки плеши. Подопытный не выглядел изможденным, их кормили, но болезнь брала свое. Весь живот покрывала пятнистая розовая сыпь. Конечности мелко дрожали. Мужчину преследовал жар, он что-то бессвязно бормотал, тряс головой, терял сознание, потом ненадолго приходил в себя, тоскливо смотрел в потолок слезящимися глазами.

Чесотка не давала ему покоя. Он яростно скреб обкусанными ногтями поврежденные участки кожи, превращая их в глубокие нарывы.

– Тяжелый случай, Альфред? – прозвучал вкрадчивый голос.

Штеллер покосился через плечо. К нему подошел Клаус Эрдман, мужчина схожей комплекции, того же возраста. Он носил очки. Зрение в последние годы стало подводить. Они учились вместе, делали совместные шаги в чарующем мире вирусно-бактериологических исследований.

Год назад Штеллер предложил бывшему сокурснику переехать из уютного Кельна в далекую враждебную Белоруссию, и тот, как ни странно, согласился. Видимо, чутье подсказало, что у Штеллера больше шансов, чем у его конкурентов из Бухенвальда и Нацвейлера. Развлечений в этой местности было немного. Но это не такая уж досада для фанатиков своего дела.

– Не думаю, что следует их здесь держать, Клаус, – проворчал Штеллер. – Этот блок надо очистить и хорошо продезинфицировать. Клиническая картина мне ясна.

– Шестеро заболевших из двадцати возможных. – Эрдман хмыкнул. – Нечто подобное было у доктора Пола. Он считал это неплохим результатом. Во всяком случае, не сомневался в том, что движется в верном направлении.

Штеллер промолчал. Этот бездарь доктор Пол занимался выработкой вакцины по заданию германского правительства. Да, отчего бы не работать в Бухенвальде? В сорок втором году он заразил тифом 26 цыган, предварительно введя им сыворотку собственного изготовления. Шестеро умерли от прогрессирующей болезни. Руководство осталось недовольно, мол, высокий процент смертности. Дальнейшие исследования ни к чему не привели, до текущего года, во всяком случае. Процент оставался тем же.