– Мои родители в разводе.

Эти слова стали для Миланы подобием ушата ледяной воды. До сегодняшнего дня она запрещала себе даже думать о том, как сейчас живет Марат. Нет. Ее это совершенно не касается. Хотя мыслями нет-нет – да и возвращалась к тому факту, что с руки Марата пропало обручальное кольцо. Да мало ли почему. Мало стало. Хотя можно было бы запросить у эйчаров досье на Марата и узнать все подробности его жизни. Но на это у нее силы воли хватило. К тому же, он наверняка узнает, что она интересовалась его текущим семейным положением. А ей не надо, чтобы он знал, что Милана о нем по-прежнему думает. Да она и не думает!

Достаточно. Все в прошлом.

А он разведен, оказывается.

Милане стало казаться, что этот хоровод разнобойных мыслей, эта дикая сумятица непременно отразится на ее лице. И этот не по годам смышлёный парень все поймет. Если уже не понял.

Но положение спас Марат.

– Рус, ты не трогал арбуз? – раздался знакомый низкий голос с непривычными мягкими добродушными интонациями. Милана обернулась на голос.

Вот это да…

Рустам же сказал, что отец в душе. Она не обратила на эти слова должного внимания, занятая тем, что хотела обсудить с Маратом. Зато теперь вид Марата об этом недвусмысленно напомнил.

Из одежды на нем было только два темно-синих полотенца. Одно было небрежным низким узлом завязано вокруг бедер, оставляя обнаженными сильный мужской торс и живот с густой растительностью, темными струйками сбегающей с широкой груди к границе полотенца. Другое полотенце висело на плечах, и им Марат вытирал короткие волосы. Так и замер, с поднятой к голове рукой.

– Папа, к тебе дама. С визитом. С работы, – голосом пай-мальчика сообщил Рустам. Милана же не могла оторвать взгляд от Марата. Просто сидела и смотрела. И ни единой мысли в голове. Наверное, они появятся позже. Когда она будет вспомнить. Ведь этот торс тут же и намертво отпечатался в ее памяти.

Марат отмер. Резко опустил руку. Ожег сына буквально испепеляющим взглядом, потом коротко кивнул Милане.

– Пять минут.

И быстро прошел в направлении, надо полагать, спальни. Скорее всего, одной из спален, учитывая наличие сына-первокурсника. Милана, как привязанная, проводила взглядом его фигуру.

Со стороны Рустама послышался звук, подозрительно похожий на смешок.

Вот же мерзавец малолетний!

***

Потом они сидели уже только вдвоем – и пили кофе. И Милана рассказывал то, о чем сообщил ей Захар.

– Знаешь, я не устаю поражаться, как Захар умудряется… – Милана повела плечами. – Я всегда относилась к нему, как к человеку из космоса. Мне казалось, что он немного не от мира сего. Как будто инопланетянин. И вот, пожалуйста… Твои люди прохлопали, а Захар вскрыл эту схему.

Этим словами Милана завершила свой рассказ, точнее, пересказ того, что сообщил ей Захар. И накатило, после адреналинового всплеска, неизбежное опустошение. Милана вяло думала о том, что она вдруг снова, спустя годы, говорит Марату «ты». И называет его без отчества. Когда она говорила ему «вы» и «Марат Хасанович», Милана словно выставляла броню и обозначала дистанцию. А теперь, второпях их потеряла. Придется снова… отращивать.

Милана покосилась на Марата. Он, прижав два пальца – указательный и средний – к губам и хмуря лоб, смотрел куда-то мимо нее. В стену.

– Но ведь это правда, – Милана заставила себя говорить. Хотя теперь хотелось прижаться затылком к стене и прикрыть глаза. Но этого она позволить себе не могла. – Твои люди проморгали. И теперь мы вляпались…

– Я с тобой не спорю, – отрешенно отозвался Марат. – Признаю – проморгали. Или, что еще хуже… – он резко встал и, засунув руки в карманы домашних трикотажных штанов, подошел к окну и встал спиной к ней. Какое-то время молчал, а потом желчно произнес: – Эту страну погубит коррупция, джентльмены, помяните мое слово. – Милана не успела отреагировать, как Марат снова резко развернулся и шагнул к кофе-машине. – Так, давай еще по кофейку и думать. Но сначала я кое-кому позвоню.