Я слежу за плавным жестом мужской кисти.

— Не далеко, — замечаю чудо-чудное импортного автопрома.

Желтое нелепое создание в ярко-оранжевый цветок. Сомневаюсь, что даже в самые разнузданные времена хиппи согласились бы на таком ездить. Но Анисий её очень любил. Обожал. Относился как к живому существу и даже имя дал.

— Тебе помочь?

— Ой-ой, — под тяжестью наплечная сумка тянет меня в пустую клумбу. — Помоги. Я боюсь уронить подарок. А там все такое хрупкое. Возьми, — поворачиваюсь плечом.

Но вместо неподъемной сумки Анисий забирает из моих рук коробку.

— Оп-па! — он чуть подбрасывает ее. — Вот так намного лучше.

— Не то слово, — ворчу я себе под нос.

“Не рычи”, — успокаиваю саму себя. Ты знала, что Анисий бытовой инвалид. Зато в нем множество других положительных качеств.

— Ой, Таисия, — выдыхает он с удивлением. — Как же нам теперь уместиться?

— Действительно, — меня все-таки перетягивает на правую сторону, и сумка с грохотом приземляется на тротуар. — Так, — я осматриваю масштабы бедствия. Рюкзак, коврик для йоги, поющая чаща, благовония, еще это музыкальный инструмент, название, которого я всегда забываю. — Зачем тебе глюкофон? — не выдерживаю и спрашиваю раздраженно, указывая на подобие двух слепленным медных тазов вместе. Про поющие чаши и сосуды с благовониями я тактично молчу.

— Это ханг, Таисия, — без малейшего намека на укор поправляет меня Анисий.

— Хорошо, зачем тебе ханг? Мы же едем на юбилей.

— Для медитации. Мирская суета неприятно сказывается на энергетическом фоне, он поможет нам без потери положительной энергии и стресса прожить следующие три дня. Да и ты будешь напряжена в окружении близких бывшего мужа.

Я смотрю Анисию в глаза и понимаю — не шутит.

Он вообще, кажется, никогда не шутил, всегда серьезно относясь не только к своим словам, но и к чужим высказываниям. И это было еще одной причиной, почему я сошлась с ним.

— Угу-у-у, — отвечаю я. — Ну, сейчас все уложим! — произношу с энтузиазмом.

Но это сделать не просто, если вместо полноценного автомобиля у тебя детеныш трансформера или скорее его зародыш.

— А ты переживала, — с неизменной улыбкой произносит Анисий спустя десять минут моих мучений и ставит на колени коробку с подарком. — Ты забыла пристегнуться, — заметил он.

— Ничего страшного. Едем.

Очень сомневаюсь, что возможно выжить при столкновении даже с фурой, груженной ватой, в этом пробнике автомобиля, вне зависимости от того, пристегнусь я или нет.

— Бон янджа.

— Бон янджа, — я повторила за Анисием, желая нам хорошей дороги.

Не знаю, как я смогу выдержать целый час, зажатая со всех сторон. Мне почесать ногу не удается с первого раза. Этот медный тазик, по ошибке названный музыкальным инструментом, упирается в правый бок; на ступнях рюкзак Анисия, судя по весу с камнями для массажа; под поясницей коврик для йоги и благовония щекочут нос, своим насыщенным ароматом иланг-иланга.

— Апчхи! — я потерла нос о плечо.

— Будь здорова, Таисия.

— Спасибо.

— Ты как-то напряжена. — заметил мужчина.

— Если только немного, — произнесла я с сарказмом, но Анисий его не заметил.

— Хорошо, что ты признаешься в этом. Это первый шаг к покою.

Какой может быть покой, если мы в пробке на самом выезде из города стоим двадцать минут. Мне не хотелось опаздывать и привлекать к себе лишнее внимание. Как представлю, что несколько десятков взглядов за столом будут устремлены на нас, так по спине пробегает дрожь.

— Сейчас ты точно расслабишься, — пообещал мне Анисий и потянулся к магнитоле. Из динамиков полилась знакомая музыка. Что-то лиричное. — Ты же любишь эту песню.