Театральный не просто плачет, а рыдает по вам, Агнесса Винировна!

— Вы еще лет пятьдесят будете нас радовать.

«Своими представлениями», — добавила я про себя.

— Нет, Таечка. Не врут люди… Не врут. Сердце знает, когда все! — закончила старушка пафосно и плотно закрыла глаза.

Ее грудь мирно вздымалась, словно Агнесса Винировна вот-вот задремлет. Под толстым слоем светлой пудры пробивался здоровый румянец. «Но это сейчас», — подло подсказывал мне внутренний голос. А вдруг она права?.. Ну почему я такая совестливая и мягкотелая?!

— А… празднество будет у вас? В загородном доме?

— Да, милая. Сборы и дальние поездки выматывают старых людей.

— Я обязательно заеду вас поздравить, — обещаю я.

— Нет, Таисия, — отвечает старушка живо, распахивая глаза, только руки радостно не потирает. — Я жду тебя в пятницу вечером, а отпущу в воскресенье.

— Но…

— Понимаю, не хочешь расставаться с любимым.

— Ну… — тяну я совсем растерянно.

— Ты и Анфисия бери с собой. У нас там лес хвойный рядом. Может пойдет гулять и… соберет что для своего бизнеса.

2. Глава 2. Андрей

Едва зайдя в спальню бабушки, я понял, что подготовилась она на славу. Окна наглухо задернуты плотными шторами, практически не пропуская солнечный свет. Воздух в комнате какой-то непривычно тяжелый… с едва заметным запахом плавящегося воска. Да-а…

Не знал бы бабушку, поверил, что здесь живет… точнее – доживает, свои последние деньки старая и больная женщина, проводя время в молитвах… не зря же она свечи тут жгла? Готовилась. Даже клетка с подозрительно притихшим Баскервилем криво прикрыта каким-то черным кружевом. И хоть болтовня этого попугая меня всегда раздражала, сейчас его молчание… прекрасно вписывалось в антураж.

Как и неестественно бледная бабуля, лежавшая на своей огромной кровати, следившая за мной вполне себе цепким взглядом. Даже интересно стало, сколько пудры она потратила, готовясь к моему визиту?

— Коленька, это ты? — дрожащим голосом нарушила тишину ба, немного переигрывая и протягивая в мою сторону сильно подрагивающую руку.

Скорее, даже трясущуюся руку. Как у какого-нибудь любителя десятилетиями выпивать, а точнее – вливать в себя спиртное.

— Ты пришел забрать меня в свет? — продолжила хрипеть бабуля, смотря сквозь меня. — Я готова, Коленька…

— А почему Коля? — усмехнулся я, присаживаясь на край ее кровати. — Почему не дед, а твой третий муж?

— А, это ты, Андрюша, — не сдавалась ба. — Я уж решила, что Коленька… он всегда за мной приходил. Встречал… а дед твой, тот еще, прости господи. Пусть пух землей ему будет.

— Земля пухом, — поправил я бабулю. — Рад тебя видеть.

— А я уже ничего не вижу, Андрюша, — снова придав тону скорби, ба повернула голову в сторону клетки с до сих пор продолжающим молчать попугаем. — Даже Баксик грустит. Знает, что конец близко.

— Зима близко, — усмехнулся я. — А ты еще меня переживешь. К чему этот спектакль, ба?

— Не бабкай, — строго произнесла она, поправляя подушки и принимая сидячее положение. — Спектакль! — взмахнув руками, она театрально покачала головой, доставая из-под подушки припрятанный портсигар и чистую пепельницу.

— Бабушка…

— Почти восемьдесят лет уже как бабушка! — со щелчком открыв портсигар, она достала сигарету и с наслаждением прикурила ее, выдыхая в сторону облако сизого дыма. — Знаешь, Андрюша, я всегда была на твоей стороне. Начиная с детства, когда твоей матери пришла идея отдать тебя в балетную школу…

— А что здесь такого? — не удержался я, зная, как бабуля всегда реагировала на эту тему. — Был бы сейчас известным балеруном…