Угрюмая старуха, которая стояла у огромного горшка, без слов поняла, кто зашел в помещение, и кивнула им на лавку. Бабка с Николкой перекрестились на образа в красном углу, разоблачили свое тряпье и уселись рядышком за стол. Та же старуха зачерпнула им густых щей в две глиняные миски и, поскребя по дну горшка, выловила по кусочку мяса, Глафира охнула и, встав, начала благодарить повариху, с которой, видимо, была когда-то знакома.

– Благослови тебя Господь за доброту, Прасковья, уважила старую, мясца подложила.

Прасковья буркнула что-то невнятное, а Николка достал из-за обмотки свою ложку, молча принялся за еду. Куски ржаного хлеба, толсто нарезанные, свободно лежали на блюде, и парень быстро прихватил один из них и в несколько минут прикончил щедро налитую миску.

Катенька лежала на кровати в пеньюаре и панталонах, за окном свистел ветер, падал легкий снежок. Было темновато, серый день в конце октября не давал много света. Но в комнате было уютно, от печки, выложенной зелеными изразцами, было даже жарко. Да и дневного света все же хватало, чтобы читать без свечей. Катенька откинула толстый французский роман и легла на спину, поболтала ногами в воздухе, разглядывая свои панталончики. Как они ей нравились, в первый раз ей мадам Боже позволила такие надеть. Ведь скоро папа даст первый зимний бал, и приедет много гостей. Ей надо привыкать носить взрослые вещи.

«Ах, как это волнительно, наконец ее пригласят танцевать! И она не будет подглядывать сверху, с балкона оркестра, как танцуют гости и девушки, которых впервые вывели в свет. Скоро она сама будет такой. И может, ее сразу заметит какой-нибудь красивый офицер. Он, наверно, поцелует ей руку и скажет комплимент». От этих мыслей она покраснела, и по спине побежали мурашки. А она наверняка будет стесняться и сделает что-нибудь не так. Ну, зачем папа выгнал этого учителя танцев Вальтера Милля, он был приятный молодой человек, а какие он говорил ей комплименты. А то, что он потрогал ее за грудь, он ведь это сделал совсем нечаянно. А это было так приятно, – при этом воспоминании она покраснела еще больше.

«Ах, какой все же папенька нехороший. Когда он увидел, что Милль трогает мою грудь, он почему-то сильно разозлился, а чего тут злиться, ведь Вальтер просто споткнулся. Он совсем не хотел так делать. А папенька напугал его медведем. И чего Вальтер испугался, этот мишка очень добрый и никого еще не съел?» – подумала она.

Катенька повернулась на бок, в это время в дверь постучали, и вошла ее гувернантка мадам Боже.

– О, милая Кати, вы еще не встали, это не есть хорошо, молодая девушка должна следить за собой. – И она разразилась длинной тирадой на французском языке.

«Да пошла ты в ж…» – мысленно сказала Катенька, такое выражение в свое время она услышала от дворовых девок, с которыми вынужденно проводила время.

Катенька была странный ребенок. С раннего детства пребывая среди дворовых детей, она слышала и видела много того, что совершенно ей было не нужно, в том числе совокупление собак и прочих домашних животных. Но интересное дело, она совершенно не понимала, что люди, собственно, занимаются тем же самым. Это, конечно, случилось из-за того, что Катя очень рано потеряла маменьку, которая не успела объяснить дочке все, что должна знать девушка. А папеньке было не до нее. Он был увлечен своей любовницей Феклушей. И девушка, лежа в кровати, мечтала о платонической любви, которая действительно существует, как уверяли ее любимые французские романы. Она даже в мыслях не могла допустить, что возвышенная любовь может быть хоть в чем-то похожа на собачьи или кошачьи игры. Но в один прекрасный день папенька пришел и сказал: