Но главное, у Николки оказался сильный голос, тенор, и поп, сам хороший певец, взял Николку в певчие, и тот вместе с несколькими мальчишками пел в церкви по время богослужения.

Когда это случилось в первый раз, Глафира шла домой после службы, гордо оглядывая соседей, а из ее единственного глаза текли слезы.

Уже пришел октябрь, у Прова Кузьмича все было хорошо, рожь была убрана, овес тоже. Амбары были полны, и сено в стогах было вывезено с полей. Он рассчитал всех батраков, и теперь у него остался только один Николка, который теперь успевал делать всю нехитрую работу. Кузьма и Фрол собирались со снегом идти на отхожий промысел.

И в это время старшая дочка Прова решила навестить родителей. Она это делала не очень часто, но и до нее дошли слухи о преображении Мыколы в работящего батрака, и женское любопытство погнало ее в дорогу.

Когда на дороге появилась барская бричка, запряженная двумя конями, в деревне начался переполох. Сам Пров Кузьмич вылетел из дома встревоженный, готовясь принять так неожиданно приехавшего барина. Но из брички, важно ступая, вышла сияющая красотой Фекла, разодетая по-господски, могучий кучер нес за ней несколько узлов с подарками.

– Фу-у – облегченно выдохнул Пров, – Фекла Прововна, ох и напужала ты меня своим приездом, у меня дыхание аж перехватило, все думал, чего вдруг Илья Игнатьевич вздумал приехать, – и полез обниматься.

Фекла капризно изогнула губы.

– Тятя, ну чего лезешь, не видишь, какой у меня туалет?

– Чего-чего, какой еще тулет? – удивился староста.

– Ох, и недалекий вы народ, – вздохнула Фекла, – ничего не знаете. Все только про рожь да Тимофееву траву разговоры ведете. Не знаете, что в европах делается.

Староста стоял с раскрытым ртом и восхищался дочкой. Видать, хорошо она с Вершининым живет, раз такую фифу из себя строит.

На всякий случай он еще раз поклонился и сказал:

– Простите, Фекла Прововна, темнота мы дурная, не знаем, о чем вы говорите. В европах не бывали.

Фекла засмеялась:

– Ой, ладно, батя, хватит дурака из себя строить, не дашь даже повыделываться.

Пров Кузьмич ядовито улыбнулся и тихо сказал:

– Не стыдно перед родным отцом выделываться, хочешь, пройдись по селу, так перед подружками бывшими можешь сколько хочешь монистами трясти.

Но тут в разговор ворвались Лукерья и Парашка, а за ними уже спешила Марфа. Сразу раздались визги, восторги, из рук кучера были вырваны узлы и немедленно развязаны. Для своей родни Фекла подарков не пожалела. И сейчас женская половина дома примеряла платки и сарафаны, купленные на последней ярмарке в ближайшем городке.

Сама же Фекла участия в примерках не принимала, а, уединившись с отцом, вела обстоятельную беседу по поводу выкупа родственников из крепости.

А тот доказывал, что пока не видит смысла в этом, потому как возникнет сразу очень много проблем, которые сейчас его обходят стороной.

Наконец, после беседы Фекла как бы ненароком спросила:

– Тятя, а что тут у вас случилось, я слыхала, что Мыколка-дурачок поумнел негаданно. И в батраках у тебя работает.

Пров Кузьмич засмеялся.

– Так вот чего ты прикатила, услыхала про дурака, который словно Сивке-бурке в одно ухо влез, в другое вылез и молодцем стал. Так точно почти как в этом сказе и случилось. Вечером лег дураком спать, утром уже умным стал. Сейчас его покличу, сама убедишься.

Пров вышел из дома и крикнул Николку. Тот возился в сарае с упряжью и, услыхав зов хозяина, прибежал с хомутом в руках.

Пров Кузьмич ухмыльнулся.

– Хомут-то положи, не убежит, пошли со мной, посмотрят тут на тебя.