И это у него получилось. Потому что Кулебякин дернулся. Бах! И пуля ушла куда-то совсем в сторону. В чащу.

– Вот ты мазила, Петрович! – торжествовал прокурор. – Или консервы жалеешь?

– А кто под руку орет? Да едрит ангидрид!

– Тише… – успокоил я соревнующихся. – Там кто-то кричал.

– Где? – уставились на меня оба стрелка.

– Там, – махнул я рукой на заросли.

Примерно в ту рощу, куда ушла пуля Кулебякина.

– Да нет там никого, показалось тебе, Морозов. Разве что кабан пробежал, хе!..

– Оружие уберите, – ровно и серьёзно произнёс я, – а я пойду проверю.

– Да, я тоже слышал, – таращился в заросли Казарян.

Остальной народ наблюдал за нами с некоторого отдаления и не слышал разговоров.

– И я слышала… – хмурилась Вера. – Петр Петрович, вы похоже, кого-то подстрелили.

– Да что вы лепите мне? Ядрена сивуха! Нет там никого! Эй, там кто-нибудь есть? – Петр Петрович картинно выставил ухо в сторону кустов, приложив к нему руку рупором, подождал и снова выкрикнул: – А может, нет никого?!

Наверное, хотел добавить следующую строчку анекдота, про гранату, но я ему не дал.

– Товарищи высокие начальники, стволы убираем, – потвёрже распорядился я. – Пойду проверю, что там.

И направился к кустам. Однако участники «соревнований» не стали ждать, а любопытствующей толпой увязались за мной.

Я углубился в чащу, где подлесок скрывал все на высоте человеческого роста. И долго идти не пришлось. Я раздвинул заросли и увидел лежащего на траве человека. На виске аккуратная дырочка, и струйка крови стекает на шею и на землю. Незнакомец был худым мужиком потертой наружности, щеки у него впалые, сам, несмотря на лето, в ватнике и непонятных штанах. А на руках и пальцах – синева наколок. По ним я легко определил, что это субчик блатной и урка бывалый.

Вот только что он делал в лесу?

– Ё** твою мать! – схватился за голову Кулебякин. – Это я его хлопнул? Ох, беда, беда!

Прокурор, слегка побледневшая Вера и Казарян сочувственно смотрели на Кулебякина.

– Витя! – схватил тем временем за руку друга Петр Петрович. – Выручай, брат! Придумай что-нибудь! Ты же прокурор!

– Петя? Я что сделаю? – оскорбился тот. – Ты предлагаешь труп спрятать?

– Саныч! – переключился на меня шеф. – Зови своего индейца! Пусть пистолет возьмет и скажет, что он стрелял. Чукчам ничего не будет! Что с него взять?! А я – лицо города, как такой позор пережить?

С пьяну шефу на ум приходил какой-то бред.

– Петр Петрович, он не чукча.

– Все одно, в тундру сбежит, не найдут. Мы ему и денег дадим.

Я помотал головой.

– Он сибиряк, и никуда он бежать не будет. И вообще, не все так плохо. Вот, смотрите.

Я задрал одежду убитого, оголив пузо, там тоже был воровской «орнамент».

– Партаки? И что? – охал Кулебякин. – Сидевший. Дак какая разница, за них тоже дают столько же, сколько за настоящего человека! Ядрёна сивуха!

– А то, что одет он странно. Будто тут ночевал, в лесу. Сейчас август, ночи прохладные. А это значит что?

– Что? – Петр Петрович изо всех сил старался не сводить с меня слегка расфокусированный взгляд. – Не томи, Морозов, говори уже.

– Что он прячется. И находится, таким образом – вне закона.

– И можно стрелять по нему? – с надеждой вопрошал Кулебякин, явно прокручивая в голове законы и кодексы.

Несмотря на такое происшествие, было не похоже, чтобы он трезвел.

– Ну, тут надо личность установить. Если это беглый преступник, то скажем, что вы его увидели. Стали преследовать и при попытке скрыться – застрелили. Согласно законодательству мы вправе стрелять на поражение для пресечения побега из-под стражи лиц осужденных за тяжкое или особо тяжкое преступление. Сами это знаете.