Попасть с раскачивающегося дерева по двигающейся голове за несколько метров – уже непросто для наших навыков. Поразить глаза – это уже невозможно. Разве что выпустить несколько сотен болтов, надеясь, что удача рано или поздно улыбнется. Но где столько боеприпасов взять? Еще вариант – сократить дистанцию. Но, увы, ближе не подобраться. Это не крысоволки и прочие рядовые обитатели Лихолесья, это настоящее чудовище. Стоит нам перебраться ниже, и тут же достанет своими кошмарными лапами.

Отведя взгляд от монстра, я вздохнул:

– Есть хочется. И пить.

– А мне ничего не хочется, – мрачно заявил Бяка. – Я смирился. Жизнь прошла, и я готов умиреть. Только очень жаль, что все мое съест чудовище Хаоса.

– Выкинь подальше свое барахло, и не съест, – угрюмо посоветовал я.

– Да ты что?! – вскинулся упырь. – Выкинуть?! Это же мое! Не отдам!

– В могиле тебе этот хлам не понадобится, – задумчиво протянул я, ухватившись за перспективную мысль. – Да и не торопись умирать.

Бяка покачал головой:

– Я не тороплюсь. Я знаю, что не увижу закат. Смерть рядом. Я готов к ней. И могилы не будет. Наши тела съедят и потом… Нет, я не хочу говорить о том, что с ними случится потом.

– Блин, Бяка, я ведь не о том. Я это к тому сказал, что, если все сделать правильно, умирать не придется.

Упырь покачал головой:

– Нет, Гед, ты не прав, умирать придется. Это тебе не шарук. Это страшнее шарука. Даже ты с таким не справишься. Даже все наши охотники не справятся. Это что-то очень плохое.

– С чего бы это считать страшнее шарука? – возразил я. – По размерам они похожие.

– Размер не главное. Ты ведь понимаешь, это чудовище страшнее. И у него есть магия какая-то. Или боевое умение. Ты же тоже это видишь.

Да, Бяка прав, это я и без пояснений заметил. Дело в том, что сосна иногда начинала содрогаться еще до того, как тварь наносила удар. Стоило ей вскинуть лапу, и по дереву проходила непонятная вибрация.

В чем смысл этой магии или умения, я не понял. Непохоже, чтобы оно увеличивало разрушающий эффект. Но, возможно, я ошибаюсь и все объясняется тем, что древесина у сосен из Чащобы куда прочнее, чем у обычных деревьев.

Вновь опустив взгляд, я в который раз содрогнулся и покачал головой:

– Нет, Бяка, я не могу смириться с тем, что меня сожрет такой красавчик. Надо что-то делать.

– Нет, Гед, смириться надо. Ничего ты уже не сделаешь. Мы скоро умрем. Я знал, что Чащобу нам не пройти. Надо только придумать, как спасти мое. Тогда умру легко.

– Прекращай уже кладбищенские монологи устраивать. Лучше дай мне свой рюкзак.

– Зачем он тебе? – алчно насторожившись, уточнил Бяка.

– Попробую отвлечь этого красавца.

– Как?

– Брошу рюкзак подальше. Может, он сходит и поинтересуется, что в нем.

– Зачем тебе его отвлекать?

– Надо. Давай рюкзак.

– А почему свой не кинешь? – чуть не плача от жадности, спросил упырь.

– Ты же вроде помирать собирался? Так зачем тебе рюкзак, отдай мне.

– Ну так я же еще не умер, я только собираюсь.

– Мне некогда ждать, давай сюда.

– А может, тебе мешка хватит? – совсем уж жалобным голосом уточнил Бяка.

– Какого мешка?

– Так у меня есть целых два почти не рваных мешка, – оживился Бяка.

– Откуда?

– Взял в фактории. Им хорошо в моем рюкзаке. Я всегда беру все, что можно взять. И брезент я тоже прихватил, можно из него еще мешков наделать. Можно набить в мешок зеленых шишек и кинуть. Они тяжелые, он далеко полетит.

Я покачал головой:

– Это сколько же хлама ты с собой таскаешь…

– Оно все мое.

– Да твое оно, твое. Давай сюда, уговорил.

Мешок, увы, отлетел не настолько далеко, как я рассчитывал. Очень неудобная позиция для броска, как я ни старался, но он задел свисавшую сверху ветку, из-за чего замедлился и отклонился. Надо было расположиться повыше, тогда бы все сработало иначе, но, увы, мне пришлось работать в опасной близости от чудовища.