Престарелый генерал А. К. Имеретинский, набивший себе руку на игре в рулетку, поддержал в нем эту уверенность.
– Секрета своей методы я вам не выдам, – сказал он жадно, – но к старости я убедился – система безусловно есть!..
В один из дней заговорщики прибыли в казино.
– За последний стол, – шепнул Сергей Яковлевич. – Один на тридцать пять… Должно получиться!
– Нет уж, душа-князь, – скромно уступил Алексей Александрович. – Для начала поставьте вы, а я посмотрю, что́ получится…
Номер «тридцать пять» так и звенел в левом ухе. С первым же ударом шарик покатился и застрял в лузе. Голос крупье возвестил:
– Rien ne va plus: номер тридцать пять!
Мышецкий загреб выигрыш и поставил снова. Прямо в затылок ему горячо дышал генерал-адмирал российского флота.
– На тот же номер, – сказал Сергей Яковлевич.
И снова лопатка крупье придвинула к нему горку золота.
– На тот же… до трех раз!
И золото с тяжелым звоном снова потекло к нему. Мышецкому становилось уже неудобно грабить казино в одиночку, без помощи августейшего компаньона.
– Я не ошибся… Не угодно ли и вам, ваше высочество?
– А куда? – сразу побледнел Алексей Александрович.
– Тридцать пять минус семь равно двадцати восьми, – подсчитал Мышецкий. – Ставьте, и успех вам обеспечен…
Возбужденный громадным выигрышем, он отошел в сторону, и ровно через минуту великого князя обчистили так, что Сергей Яковлевич зашатался от страха. Вытирая со лба пот, генерал-адмирал подошел к нему с выговором:
– Ну, князь! Этого-то я не ожидал от вас.
– Ваше высочество, но я ведь только статистик…
– Однако вам хватило для себя и одной лишь статистики. Не правда ли?
Мышецкий склонился в вежливом полупоклоне – один Рюрикович перед другим Рюриковичем:
– Ваше высочество, я потрясен не менее вас. Но… вы не совсем правильно меня поняли: выигрыш с тридцать пятого номера принадлежит нам поровну…
После этого случая оставаться в Биаррице показалось неудобным, и, нечаянно разбогатев, Мышецкий уехал догонять лето в Египет – на курортную станцию Геллуан, неподалеку от Каира, где находилась русская колония для слабогрудых аристократов.
Именно здесь он и повстречался с девицей, которой суждено было стать княгиней Мышецкой.
Это было бледное узкоплечее создание, едва-едва умевшее говорить по-русски. Девушка появлялась возле источника с неизменным томиком Клопштока, проложенным рукодельной закладкой. Оторвавшись от басен «Мессиады», она иногда тут же – под раскаленным тентом – вышивала очередную закладку с поучительным изречением.
За все время пребывания в Геллуане переменилось множество закладок, но книга оставалась одна и та же – старик Клопшток, бррр!..
Сергей Яковлевич был удивлен терпеливостью девицы и однажды недоверчиво хмыкнул.
– У меня есть неизданный Рембо, – сказал он. – Я могу предложить вам его на досуге.
– О нет! – покраснела девица. – Рембо поэт безнравственный, а мой Клопшток так тонко чувствует все движения верующей души…
Анемичный отпрыск захудалого дома баронов Гюне фон Гойнинген, двадцатилетняя Алиса Готлибовна получила чисто прусское воспитание. Ближайшие родичи ее служили в Германии кайзеру, хотя имели русское подданство. А те из них, которые находились в России, определяли свое положение с предельной ясностью: «Мы служим династии Романовых – Голстейн-Готторпских!..»
Предки жены занимались когда-то береговым пиратством, отчего и оперились титулочком, который пригодился им, когда Гюне вздумали осесть на лесных холмах онемеченной Прибалтики. При Павле I они получили земли и внутри России. Попав в страну «варваров», Гюне решили цивилизовать русскую нацию посредством шампанского, нагнанного ими из… капустных кочерыжек. Хотя вино и пенилось, но мужики предпочитали родимую сивуху. Тогда было решено осчастливить Россию бульонным порошком собственного изобретения. Но и в этом благом начинании бароны не преуспели: мужики круглый год постились, а разговляться на Пасху мясным порошком не желали – чокались, как язычники, крашеными яйцами.