– Нет, не у меня. Бродит по дому. Это нехорошо.

– Да ладно, чего она сделает! Любит старые места… Все ж целых два года прожила, когда его милость нянчила.

– Мало ли что она любит! Ее место – среди слуг. И тебе тут торчать нечего.

Сид Прайс решил, что самое время осадить наглого дядю.

– Да? – сказал он. – А мне его милость разрешил. Мало того, я сейчас закурю.

– Еще чего!

– Его милость предложил, – гордо сказал Сид. – Съели, а?

Дворецкий застыл на месте.

– Да как ты…

Сид сжал правый кулак.

– Молчи, смерд! – вскричал он. – А то рассеку надвое!

– Ты что, сбрендил?

– Шутка, дядя Тед. Его милость сказал, что я похож на этого типа.

– Вот как?

– Да-да, сказал. И верно, похож. Одно лицо. – Он всмотрелся в картину. – Дэ! Из меня-то граф получше бы вышел, чем из этих самых. Подумаешь, аристократы!

– Да ты что? – возмутился Слингсби, хотя такой величавый человек не может это полностью выразить. – Завел, понимаешь, в моем доме эти свои разговорчики!

– В чьем, в чьем? – грубо фыркнул Сид. – Шляпы долой перед графом Слингсби! Чего там, перед целым герцогом!

Дворецкий гневно смотрел на племянника, жалея примерно в сотый раз, что не он его воспитывал. Судьба современной молодежи нередко тревожила Слингсби, а в Сиде Ланселоте Прайсе были все ее худшие черты.

– Ух, высек бы я тебя!.. – сказал он, отдуваясь. – Жаль, руки не доходят.

Сид не зря ходил на дебаты в рабочем предместье.

– И не дойдут, – парировал он. – Куда вам!

Последовала перебранка. Дворецкий старался как мог, но Сид превосходил его в искусстве спора, и спасся он лишь потому, что в комнату вошла женщина.

Она была немолода и не очень опрятна. Готовясь к визиту, миссис Прайс надела черное шелковое платье и напомадила волосы чем-то из запасов сына, но особым блеском не отличалась. Лицо у нее было багровое, глаза остекленели, и взгляд вряд ли мог сосредоточиться.

Однако, немного поморгав, она худо-бедно узнала участников ссоры и обратилась к ним с должной суровостью:

– Ай-я-я-яй! Чего ругаетесь?

Слингсби перекинулся на нее, радуясь новому антагонисту. Достойным дворецким не подобает препираться с сосунками; к тому же племянник оказался необычайно вертким. Каждое ваше слово он метал обратно как бумеранг, видимо – поднаторел среди большевичков. Словом, брат осуждающе взглянул на сестру.

– Явилась! – промолвил он. – Пьянчуга старая!

Схватившись для верности за кресло, мамаша Прайс охотно приняла бой.

– Это кто у тебя пьян… ик!

– Привет, мамань! – сказал Сид. – Лыко вяжешь?

– А то! – с достоинством отвечала она. – Ну, выпила капельку, а кто… ик! – виноват? Другой пожалел бы… я женщина хворая.

– Ничего, выдюжишь.

– Оно конечно, только сердце все скачет. Чего вы тут не поделили?

– Дядя Тед не верит, что из меня вышел бы какой-нибудь граф.

– Много он понимает!

– И вообще, – вступил в беседу Слингсби, – нечего ему тут делать.

Мамаша Прайс туманно смотрела на него.

– Эт кому, ему? Прям сейчас! Скажи про кого другого!

– Что ты плетешь?

– Да так… Я свое знаю.

– А я знаю свое, – сообщил дворецкий. – Тебе тут делать нечего. Иди в мою комнату.

Миссис Прайс отпустила кресло, чтобы гордо скрестить руки, но чуть не упала. Однако в голосе ее остался призвук гордо скрещенных рук.

– Ты тут не очень, Теодор! Знай, с кем говоришь. А то я тако-ое скажу…

– Ладно, только не здесь. Это тебе не вокзал какой-нибудь.

Сид был счастлив, словно достал лучшее место на матче века.

– Давай-давай! – подбодрил он родительницу. – Давай, не спускай.

Однако мамаша Прайс угасла. По ее щекам текли слезы.

– Кому я нужна? Никто меня не любит! Ой, я бедная, нес…