– Нет. Мы решили, лучше ей пока не говорить.

У входа показалось несколько офицеров. Халматов увидел заместителя начальника управления полковника Назраткулова, желчно-худого, со скучным невыразительным лицом. Тура заметил брошенный на него недовольный взгляд. Отвернулся снова к Равшану.

– А что свидетели?

– Опознать не могут. – Гапуров помолчал. – Правда, мы говорили с ними только накоротке…

– А повар? Официантка?

– Придорожное кафе! Мне кажется, боятся говорить.

По-видимому, он был прав.

– Преступник был на машине?

– Скорее всего. Но точно никто не знает.

– А погибший?

– Без машины. Видимо, с попутной, кто-то подвез. Не знаем даже, откуда он ехал, куда. В Мубек? Из Мубека?

«Что делал Пак в кафе? – снова подумал Халматов. – Он оставался за начальника розыска. Что его привело сюда? Почему никому не сказал, даже дежурному?»

Тура отошел. Напротив входа молоденький оперуполномоченный[3] его отдела, почти мальчик, родственник Гапурова – Алишер писал рапорт: он побеседовал с шашлычником – теперь выписывал из блокнота сообщенные ему приметы преступника. Рядом, на газете, лежали вещи. Халматов подошел к столу. Бумажник и удостоверение Пака, авторучка. Тура открыл бумажник – из-под слюдяной обложки на него взглянула фотография Саиды.

На вмонтированном в авторучку табло скакали цифры, отмерявшие секунды, однообразно-беззвучно мигали они. Что-то безжизненное, пугающее было в этом безмолвном непрекращающемся течении времени. Тура привык, что часы тикали.

– Чье это? – Халматов показал на спортивную сумку. – Убитого?

– Да, устоз. Ничего особенного нет. – Алишер, вчерашний стажер, называл его не по-уставному, как и другие его ученики. Он достал из сумки импортные солнцезащитные очки, большую металлическую расческу, положил перед Турой. – Еще бутылка грузинского коньяка «KB»… – Алишер поставил на стол непочатую бутылку. – Готовился что-то отметить, а не пришлось. Да! Деньги, триста рублей. Рублями!..

Тура почувствовал, как постепенно к нему возвращается сознание своего старшинства. И ответственности.

– Позвони дежурному. Пусть передаст, чтобы труп в морге дактилоскопировали. Может, погибший был судим.

– Понял.

Тура поманил показавшегося в дверях оперуполномоченного Какаджана Непесова.

– Слушаю, устоз.

– Там стоит машина Пака…

– Я знаю, – кивнул Какаджан.

– Рядом патрульная машина. Возьми криминалиста – составьте план стоянки в масштабе. Мы должны проверить, была ли там, как Пак подъехал, какая-то другая машина. Он как-то не очень удобно приткнулся.

– Вас понял.

– Тура Халматович, – подошел Равшан Гапуров, – вас спрашивал полковник Назраткулов.

– Иду.

Заместитель начальника управления был растерян, испуган и зол оттого еще, что Тура не подошел, не извинился, не помог ему, Назраткулову, человеку самолюбивому и подозрительному, в ощущении растерянности и паники, охватившей его из-за необходимости тут командовать и распоряжаться, находиться в зависимости от Равшана и брать на себя всю ответственность за его действия, за дело, в котором он, бывший замзавотдела, юрист-заочник, не был компетентен, плохо ориентировался, да и вообще все это плохо понимал и сильно не любил. Был он, Назраткулов, специалистом другого профиля, который считал не менее важным и более универсальным, который коротко обозначался одним словом – «кадры».

– К шапочному разбору приехал? – мрачно спросил Назраткулов, когда Халматов наконец подошел. – И глаз не кажешь. А ведь это я тебя должен спросить – почему твой заместитель никого не поставил в известность и поехал на край света есть лагман?