Но пехота молчит в земле.
Два часа простояли в роще,
А потом я терпеть не смог:
По домам городским на ощупь
К огоньку бежал огонёк.
Поджигают! Ну что же, гады,
Это пламя и вас возьмёт.
А пехота пойдёт, раз надо…
– Рота, делай, как я. Вперёд!
Как влетели мы, что там было –
Не припомнить и не понять.
То ли пламя глаза слепило,
То ли были мы из огня.
Шесть взъярившихся «тридцатьчетвёрок»
Не жалели боезапас.
То ли мы занимали город,
То ли город врывался в нас.
И на станции у состава,
Не успевшего отойти,
Паровоз повалили набок
На грохочущие пути.
А потом пробил час пехоты,
И, захлёбываясь, спеша,
Затрещал вокруг, заработал
Наш отечественный ППШ.
Бой распался на эпизоды,
Где мы выполнили свой долг.
Через день отвели на отдых
Наш отдельный танковый полк.
Но не мы одни воевали,
Не о ротных потерях речь.
Богушевск и без нас бы взяли,
Мы – всего лишь – не дали сжечь».

Полковник

Ларисе Барановой-Гонченко

Ничего, что я песню спою,
Одиночество ваше нарушу?
Это было в афганском краю
За высоким хребтом Гиндукуша.
Русский парень, пехотный боец
Потерялся в предместьях Герата.
Не нашли его, и наконец
Объявили погибшим солдата.
Нет, он выжил. Был ранен, пленён,
Перешёл в иноземную веру,
Позабыв, что рождением он
Православный и сын офицера.
А когда выходили войска
По предгорьям напротив Герата,
Доносился к ним издалека
Русский голос чужого солдата.
Он в динамик грозил, что Аллах
Покарает неверных в дороге,
Что погибнут в афганских горах
И колонны, и русские боги.
Доложили об этом в Кабул,
Из Кабула полковник приехал,
Встал на гребне, и горько вздохнул,
Услыхав дальний голос и эхо.
И сказал: «Это Ванька, мой сын.
Я родил его, я и в ответе».
И отправился в горы один,
И вернулся домой на рассвете.
Передал номерной автомат
Командиру походной колонны
И сказал, что предатель-солдат
Похоронен у Южного склона.
А себе он оставил чалму
С пистолетною смертною раной:
«Не нужна она больше ему,
Обойдется она без Ивана».
Я с полковником горькую пью
За погибших в горах Гиндукуша.
– Ничего, что я песню спою,
Одиночество Ваше нарушу?

Наташа

Война забывается, словно не наша,
А вовсе чужая была.
Но вспомнилась нынче дворняжка Наташа,
Что в Афганистане жила.
Она провожала, ждала и встречала
Колонны Шинданд – Кандагар.
И был удивителен нам поначалу
Собачий провидческий дар.
Гудели, дымили, дрожали машины,
Готовые тронуться в путь.
Наташка металась, Наташка спешила
Знакомые руки лизнуть.
И вдруг у какого-нибудь бензовоза
Садилась в дыму и в пыли
И громко скулила, и чистые слёзы
Из глаз её мутных текли.
Нет хуже дороги, чем до Кандагара:
Засады, фугасы, стрельба,
Сгоревшие тенты, разбитые фары
И взрыв бензовозов – судьба.
В Шинданде Наташка ещё до заставы
Встречала колонну и вновь
Скулила и плакать не переставала,
Что не обманула любовь.

«В полку объявили тревогу…»

В полку объявили тревогу.
Отправились мы на войну
За неправославного бога
И за неродную страну.
В нас били с вершин и со склонов,
Стреляли в упор и вдогон,
И скоро из трёх батальонов
Остался один батальон.
И всё-таки до перевала
Дошли мы в указанный час,
И дел натворили немало,
И вновь усмирили Кавказ.
Живые вернулись в санчасти,
Больницы и госпиталя,
А тех, кому не было счастья,
Укрыла чужая земля.
И новые русские парни,
Отцовскую помня вину,
Ждут в старенькой нашей казарме
Сигнала идти на войну.

Владимир Силкин, полковник запаса

Владимир Александрович Силкин родился 14 октября 1954 года в городе Ряжске Рязанской области. Окончил редакторское отделение Военно-политической академии. Более 32 лет прослужил в Вооружённых Силах в Белорусском, Сибирском, Дальневосточном военных округах, Южной группе войск, Главном управлении кадров МО СССР и РФ. Полковник запаса. С 2000 года по настоящее время – начальник Военно-художественной студии писателей Культурного центра Вооружённых Сил Российской Федерации им. М.В. Фрунзе. Секретарь Правления, председатель Комиссии по военно-художественной литературе Союза писателей России. Автор более 30 книг стихотворений, в том числе детских, эссе, песен, переводов.