– Дайте нам координаты мужа погибшей.

– Дам, охотно дам. Но у меня есть к вам одна маленькая просьбочка.

– Какая?

– Вы сказали, что вхожи в семью убитой?

– Ну, не то, чтобы вхожи, но мы учились вместе с ее дочерью.

– Значит, все равно, что родня! – несказанно обрадовался Васькин. – Помогите мне!

– Чем?

– У меня такое ощущение, что муж покойной чего-то недоговаривает.

– Почему?

– Понимаете, записка с именем, фамилией и адресом убитой была найдена, как раньше бы сказали, за корсажем убитой.

– Другими словами, тетя Лали спрятала бумажку в лифчик?

– Да. И в одной чашечке была эта самая записка с адресом, о которой я вам уже говорил. А вот в другой… Там у покойной был найден листок бумаги.

– Просто листок?

– Нет, в том-то и дело, что не просто. Он был украшен эмблемой. Цветок розы.

– Роза?

– Даже несколько цветков, расположенных на колючей ветке. Да что там говорить, взгляните сами!

Васькин выложил перед подругами аккуратно запечатанный прозрачный файлик, в котором хранился лист чистой белой бумаги. И в левом верхнем углу его было и впрямь видно изображение колючей ветки, украшенной листьями и несколькими цветками.

Один цветок был большой и полностью открывшийся, он смотрел прямо на зрителя и таил в себе некий вызов. Два других цветка были еще не до конца открыты. И, наконец, несколько бутонов говорили о том, что жизнь самого растения не заканчивается с окончанием цветения главного цветка.

Под цветком было изображено нечто вроде печати или герба. Крохотное изображение двух скрещенных мечей, книги и напечатаны три латинские буквы:

«R.О.Z».

– Похоже на логотип какой-то компании, – заметила Кира. – И напечатано типографским способом.

– В том-то и дело! Мне бы хотелось знать, что это за цветок и чья это эмблема.

– Вы задали этот вопрос мужу покойной?

– И он ничего мне не ответил. Сказал, что понятия не имеет, что это за бумага и чей это логотип.

– Вам показалось, что он не до конца откровенен с вами?

– Не знаю, но почему-то у меня возникла именно такая мысль. И теперь я прошу вас, будьте моими глазами и ушами в их семье.

– Вы просите, чтобы мы шпионили за Тильдой и ее родными?

– Не шпионили, а присматривали за ними, – поправил их Васькин.

И когда подруги перестали возмущенно хмуриться, прибавил:

– У меня такое ощущение, что это убийство отнюдь не последнее в этом деле. Мне кажется, он то ли кого-то покрывает, то ли боится кого-то. Но он не был со мной вполне откровенен, и эта недоговоренность мучает меня. Я позвоню господину Завьялову и предупрежу его о том, что к нему подъедут мои помощники.

И, немного виновато взглянув на девушек, спросил:

– Вы ведь не против для разнообразия побыть еще и моими помощницами?

Предложение Васькина как нельзя лучше сочеталось с собственными планами подруг. И поэтому не прошло и получаса, как подруги уже отправились в семейство их школьной старосты, чтобы понять и самим разобраться в том, кто мог убить мать Тильды.

Сами подруги уже имели твердого подозреваемого на роль убийцы. Они почти не сомневались, что убийство тети Лали – дело рук ее зятя, которого покойница не зря ненавидела и боялась. А отец Тильды тоже это знает, но, щадя дочь, не желает выдавать полиции истинного виновника происшедшей трагедии. Отсюда и его смущение, и нежелание откровенно разговаривать со следователем.

Оказалось, что относительно виновности Вадима подруги были не оригинальны. Не им одним пришла в голову подобная мысль. Деверь покойной – Балтазар Варфоломеевич, брат мужа тети Лали, также был дома. Был он высок ростом, худощав и очень похож на своего брата – отца Тильды.