– Давай, Корней, несите.

Мужики вынесли по десятку отличных шкурок песцов, черно-бурых лисиц, сотню куньих, да десяток волчьих шкур. Покупал я поштучно. Товар был отличный, так что, не торгуясь, за штуку платил по червонцу, а за пару чернобурок по двадцатке. Это не Москва, а Аляска, но заплатил я раз в пять раз дороже, чем давали местные купцы.

– Нил, вы на будущий год барахло купцам сдайте, а хорошее мне оставьте. Не обижу!

– Точно советуешь, чтобы нам и с купцами не рассориться, и прибыток поиметь.

Мы откушали в деревне, чем Бог послал, договорились о сроках нашего будущего прибытия, познакомились с жителями. На следующий день срубили молоденьких деревьев, с их помощью верёвками соединили лодки в пары, получив катамаран, и уплыли.

– Бать, дороговато купили?

– Пит, мы закладываем фундамент отношений, поэтому переплаченная сотня сейчас в будущем окупится тысячами. Среди родных этих аборигенов молва пойдёт о нас, а те для нас лучший товар оставят, и не десяток штук, а сотни. Понимаешь?

– Точно! Вот ты умный, батя.

– Поживёшь с моё, тоже голова как энциклопедия станет.

Выйдя в Берингово море, сразу почувствовали, как отличается плавание по реке и по морю. Шли мы вдоль берега на вёслах.

– Батя, запаримся грести.

– Мышцы качай. В остроге подрядим рыбаков на каяке, на парусе дойдём до Кодьяка.

Так за разговорами отряд прошёл километров десять при лёгком волнении, которое в этих широтах за полчаса могло превратиться в хороший шторм. Вдруг вдалеке увидели мачты двух парусников, бросивших якоря недалеко от берега.

– Корабли, бать.

– Это плохо. В море для нас любой корабль враг, потому что непонятно, кто там. Ограбят – это полбеды, а если пристрелят? Гребём к берегу и идём на разведку.

Катамараны причаливали к берегу, парни выскакивали на берег, сразу вбивали в грунт деревянные колья и вытаскивали лодки, заякоривая их верёвками к колышкам. Управившись, я, Боб, Сит и Биг отправились на разведку. Корабли стояли километрах в семи от нашего места, так что часа через два мы добрались до нужного холмика и стали наблюдать.

Матросы с кораблей грабили стойбище инуитов, по ходу дела развлекаясь с девицами. Бледнолицые отбирали меховые шкурки, резали оленей, занося их трупы для разделки на палубы кораблей. Туда же загоняли молодых девушек.

– Сволочи!

– Да, Серж, разбойники без совести.

– Китобои?

– Судя по типу кораблей, склоняюсь к тому, что это охотники на более мелкую добычу, типа каланов или котиков. Как парусники называются? Вижу, на одном «Walrus» написано, а второй "Beelzebub".

– Чего это они корабль «Вельзевулом» назвали?

– Не знаю. Но под таким названием плавать я точно не буду.

– Дядя Мик, чего делать-то будем, поможем?

– Сейчас мы ничего не сделаем. Команда одного судна составляет человек сорок, здесь два корабля. Получается, что против десяти наших у них восемьдесят стволов будет, так что в открытую нападать не вариант. А вот вечером, когда команды разделяться, их пощипать можно.

– А если уйдут к вечеру?

– Тогда отложим расчёт.

В селении обстановка не радовала: у кого-то жилища, по-местному иглу, были развалены, у кого-то целы, возле некоторых на земле лежали убитые мужчины. Одни жители сидели возле разорённых жилищ, другие бесцельно бродили между яранг, плакали дети. Пища, рога, шкуры и пойманные для удовлетворения команды молодые эскимоски перевозились шлюпками на корабли. Бесплатно пополнив запасы, они снова уйдут на промысел.

К семи вечера стало смеркаться. Что надо мы высмотрели, поэтому отправились назад, а в сгущающихся сумерках расселись по катамаранам и погребли к кораблям. Суда остались на ночь, стоя на якоре метрах в двадцати от берега. На них шла пьянка. Подойдя поближе, мы вновь вытащили катамараны на берег, а последний разгрузили. На нём я с индейцем, Дэмом и Павлом направились к кораблям. Остальные шли пешком по берегу. В темноте нас было трудно заметить, а на берегу парни наткнулись на нескольких туземцев, которые отстранённо сидели, проигнорировав ребят и индейцев.