Горианка юмора почему-то не оценила, и стала светить в глаза фонариком:

- Как вы себя чувствуете? У вас раньше проявлялась непереносимость уводов?

- Да и да. В смысле - чувствую и проявлялась. Только не уводов, а сканирования, и то - только глубокого, - пояснила Сафира, стараясь не встречаться взглядом с женихом. Но его серые, пылающие гневом глаза, все же нашли ее немного виноватый взгляд:

- А какого же дохлого вуплика ты мне ничего не сказала? - процедил он так, что даже медики поежились от нескрываемой угрозы в его голосе, словно почувствовав, что на месте пресловутого вуплика, героя бесчисленного количества горианских пословиц, может оказаться дохлым кто-то другой.

- Я не успела. Ты же не предупредил, что будешь сканировать, - так же холодно процедила Сафира в ответ, лишь немного покривив душой. На самом деле она все же могла остановить его на несколько секунд раньше - тогда бы обошлось без обморока.

Льюча почувствовал неполную правду, и его ноздри возмущенно раздулись, но Сафира добилась своего - медики заняли ее сторону, и два возмущенных взгляда устремились на ее жениха, а женщина-врач что-то сразу застрочила в своем коммуникаторе, явно фиксируя ее рассказ.

- Ей полностью противопоказаны сканирования в ближайшие полгода, - сообщила горианка, оторвав, наконец, взгляд от коммуникатора. - Я также рекомендую диагностику в Центральной клинике.

- Это слишком дорог...

- Она ее пройдет, - перебил Льюча. - Можно записаться прямо сейчас?

- Я запишу вас на следующую неделю, - кивнула горианка. - Полагаю, здесь недолеченая глубокая психотравма.

- Судя по вызывающему поведению, возможно, что не одна, - кивнул Льюча, глядя только на горианку.

- Что? - встрепенулась Сафира, но тут транспортер резко пошел на посадку, и ей пришлось угомониться.

После приземления медики вышли, и они остались вдвоем.

- Мы не выходим? - удивилась она. По ощущениям Сафиры, полет длился уже довольно долго.

- Мы летим в Алкуну. У меня завтра там дела.

- В Алкуну? Это же за тысячу мер!

- За пятьсот, если точнее. Да если бы и за тысячу - говорю же, у меня дела.

- А меня зачем с собой тащишь?

- Ты больна. И ты под моим пре-сезариатом. Значит, ты со мной. Не волнуйся, твоим родителям я уже написал.

- Поверить не могу. Мне через два дня на учебу.

- Ты не поедешь.

- Что?

Сафира почувствовала, как кровь ударяет в голову. Она вскинулась, заставляя его отпустить ее, и едва не рухнула на пол, поскольку была по рукам и ногам скованна пледом. Кое-как распутавшись, она ухватилась за кресло, стоя над ним:

- Ты не можешь мешать моей учебе. Я целый год готовилась к этим экзаменам. Я...

Внезапно ощутив головокружение, Сафира прикрыла глаза и замолчала.

- Сядь.

Льюча едва разомкнул губы, чтобы произнести это единственное слово, он не сделал ни единого лишнего жеста, но на этот раз у нее почему-то не вызвала сомнения необходимость подчиниться - настолько он казался убедительным. И выглядел намного спокойнее, чем при встрече с ней в парке.
Тяжело рухнув в кресло, она с трудом подавила стон. Головокружение превратилось в боль, сдавливающую виски.

- На то есть несколько причин, маленькая. Наша помолвка обязывает нас общаться ежедневно в течение двух месяцев. Мне сейчас приходится много путешествовать. Если ты будешь постоянно летать в Шейехар, мы просто не встретимся. И тогда эта помолвка затянется на год. Ты хотела бы растянуть ее на год?

Сафира мельком взглянула в его гранитно-серые глаза и отрицательно качнула головой.

- А кроме того, твое состояние здоровья вызывает у меня большие сомнения в безопасности погружений. Я не большой специалист по плаванию, - Льюча качнул головой влево, кивая на свои мощные серые крылья, - однако думается мне, что под водой лучше сохранять ясность сознания, не так ли?