– Прошу прощения?

Изящно пожав плечами, она положила себе на тарелку несколько маленьких сандвичей.

– Гермиона. Она любит другого. Я решила, что вам будет интересно знать.

Грегори в изумлении уставился на нее, затем, отбросив остатки здравого смысла, опять посмотрел на мисс Уотсон. Взгляд был открытым и полным безнадежности, но он ничего не мог с собой поделать. Ему просто… Господи, ему просто хочется смотреть и смотреть на нее не отрываясь. И если это не любовь, то он не представляет, что это такое.

– Ветчины?

– Что?

– Ветчины? – Леди Люсинда держала в сервировочных щипцах узкий длинный бутербродик. Выражение ее лица было раздражающе безмятежным. – Хотите сандвич с ветчиной?

Грегори что-то проворчал и протянул тарелку, а затем – потому что не мог оставить ситуацию как есть – сдержанно заявил:

– Уверен, это меня не касается.

– Вы о сандвиче?

– Я о мисс Уотсон, – процедил он.

Хотя, естественно, он покривил душой, потому что на самом деле его касалось все, что имело отношение к Гермионе Уотсон.

Грегори не был до такой степени тщеславным, чтобы считать, будто способен завоевать женщину одним взглядом, однако он никогда не сталкивался с трудностями в отношениях с прекрасным полом. И если принять во внимание характер его реакции на мисс Уотсон, то невозможно было предположить, что его чувства долго останутся невостребованными. Вероятно, придется приложить кое-какие усилия, чтобы завоевать ее сердце и добиться ее руки, но от этого победа станет только слаще.

Так он себе говорил. Если же посмотреть правде в глаза, то взаимный удар молнии повлек бы за собой гораздо меньше хлопот.

– Не расстраивайтесь, – сказала леди Люсинда, слегка вытягивая шею, чтобы разглядеть сандвичи. Очевидно, она выискивала что-то более экзотическое, чем британская свинина.

– Я не расстраиваюсь, – сердито бросил Грегори и стал ждать, когда она вновь переключит свое внимание на него.

Она повернулась к нему и внимательно оглядела.

– Ну, должна признаться, это довольно забавно. Потому что большинство мужчин чувствуют себя уничтоженными.

Грегори нахмурился.

– Что вы подразумеваете под тем, что большинство мужчин считают себя уничтоженными?

– Именно то, что сказала, – ответила леди Люсинда, взглядом выражая нетерпение. – Или, если не впадают в уныние, они начинают сердиться по поводу и без повода. – Она очаровательно, как это полагается делать благородным барышням, фыркнула. – Как будто в этом есть ее вина!

– Вина? – повторил Грегори, потому что на самом-то деле он ее почти не слушал.

– Вы не первый джентльмен, который вообразил, будто влюблен в Гермиону, – сообщила леди Люсинда, всем своим видом показывая, что ситуация утомляет ее. – Это происходит постоянно.

– Я отнюдь не вообразил, будто… – Грегори заставил себя замолчать, надеясь, что она не заметит, как он сделал ударение на слове «вообразил».

– Не вообразили? – В ее вопросе звучало легкое удивление. – Ну, это забавно.

– Почему это забавно? – прищурившись, поинтересовался он.

– А почему вы задаете мне столько вопросов? – парировала леди Люсинда.

– Я не задаю, – возразил он.

Она вздохнула, а потом до крайности изумила его, сказав:

– Очень сожалею.

– Прошу прощения?

Она устремила взгляд на лежавший на тарелке сандвич с яичным салатом, потом посмотрела на него. Грегори решил, что такая последовательность не делает ему чести. Обычно его ценили выше салата.

– Я подумала, что вам захочется поговорить о Гермионе, – призналась она. – Извините, я ошиблась.

Это поставило Грегори в затруднительное положение. Можно было бы признаться в том, что он по уши влюбился в мисс Уотсон, но тогда он оскорбил бы леди Люсинду.