Возможно, снова проблемы с электричеством – стояли трамваи, замерли все вентиляторы на всех кухнях, а люди вышли из своих жилищ на улицу. Толпа густела, в нее вливались все новые люди. Сначала казался невыносимым дневной зной, потом к нему добавлялся жар множества тел, запахи пота и парфюмерии, резкий аромат специй, приносившийся вместе с дымом жаровен, и горьковатый аромат бархатцев, заплетенных в гирлянды. Все это давило на нее. Марина уже не понимала, куда они идут, люди толкали ее со всех сторон, их бедра были обернуты в ярко-красные сари и набедренные повязки дхоти. Она протягивала руку и гладила корову. Вокруг нее громко говорили, мелодично звякали браслеты, охватывающие руку ниже локтя, звенели крошечные бубенцы на лодыжках и серьги, похожие на музыку ветра. Порой толпа подхватывала ее, отрывала ее ноги от земли на несколько дюймов, неся вслед за отцом. Вдруг с ее ноги спадала туфелька. Марина кричала отцу, чтобы он остановился, но он не слышал ее за гулом толпы. Маленькая желтая туфелька лежала на каменистой дороге совсем рядом. Лежала целая, еще не растоптанная сотнями ног. Марина видела ее и отпускала отцовскую руку, хотя знала, что так делать нельзя. Она бросалась за туфелькой, но толпа уже поглотила ее. Марина спешно поворачивалась к отцу, но толпа уже проглотила и его. Она звала его: «Папи! Папи!», но звон колокольчиков, звяканье браслетов, гул толпы и крики нищих заглушали звуки, вылетающие из ее горла. Она даже не знала, заметил ли отец ее исчезновение. За руку отца мог ухватиться какой-нибудь другой ребенок, в Индии дети шустрые. Марина оказывалась одна в людском море Калькутты, в потоке горожан, болтающих между собой на хинди, который она не понимала. Ее, плачущую, несла куда-то толпа. В этот момент она просыпалась в поту от ужаса, с прилипшими ко лбу черными волосами. Бежала через холл в спальню мамы, с плачем бросалась на ее постель: «Я не хочу туда ехать!»

Мама обнимала ее, трогала прохладной ладонью лоб, расспрашивала, что ей приснилось. Марина всегда отвечала, что ничего не помнит, но что-то страшное. На самом деле она все помнила, но боялась рассказывать – вдруг слова как-то закрепят картины сна, превратят их в реальность! Такие сны, одинаково ужасные, приходили к ней каждую ночь. И в самолете, летевшем в Калькутту, она проснулась с отчаянным криком. Она видела эти сны в квартире, которую отец арендовал для нее и матери возле колледжа, чтобы их присутствие не огорчало его жену и детей от второго брака. Во сне отец то сажал ее одну в автобус, то она теряла его на многолюдном пляже на берегу океана. Она уже боялась засыпать. Страх преследовал ее все время, пока они гостили в Индии, и в конце каждой поездки родители приходили к выводу, что для нее поездка – слишком сильная эмоциональная нагрузка. Отец обещал чаще бывать в Миннесоте, но так никогда и не приехал. После возвращения домой, через неделю-другую, людские толпы, преследовавшие ее во сне, постепенно редели, распадались на небольшие группы и таяли. Вскоре Марина и вовсе забывала о страшных сновидениях. Забывала и мать, надеясь, что ее дочь подрастет и избавится от своих кошмаров, и когда-нибудь в будущем они снова соберутся в Индию…

Возможно ли то, что никто из родителей не позаботился прочесть о множестве побочных действий лариама?!

Марине нравилось думать, что рано или поздно она и сама разобралась бы в этой загадке, если бы не умер ее отец. К тому времени она училась в колледже и не приезжала в Калькутту три года. Будь он жив, она навестила бы его. Тогда она была достаточно взрослой, чтобы прочесть о побочных действиях препарата, хотя верно и то, что пациент редко задумывается над привычными симптомами. Ведь она много лет была уверена, что кошмары возникали у нее от встречи с Индией, от встречи с отцом! А оказалось – причина крылась в лекарстве от малярии. Именно лекарство лишило ее возможности чаще видеться с отцом.