— Поддельные что ль? — трубка четко передает мне удивление сестры, смешанное с неодобрением. — Ты серьезно, Джон?.. Ты полицейский и занимаешься незаконным изготовлением документов?

— Допустим...

Слова Валери смешны, но ситуация все же непростая. В разведке подделка документов была частью работы и заданий, но сейчас за подобное меня могут с легкостью упечь за решетку. Да и Дока вместе со мной, ведь именно его я и попросил заняться этим...

— Ты, главное, не болтай об этом, — говорю шепотом, остановившись чуть поодаль от стойки администратора, в широком холле с противно-бежевыми стенами. — Так было нужно.

— Ты, конечно, тот еще болван, Джон... Но как ты смеешь даже думать о том, что я могу тебя выдать? Уж поверь: прошлое я не забыла, и прикрывать твою спину буду так же хорошо, как и делала это в ЦРУ!

— Ладно-ладно... Не злись.

На губы невольно наползает улыбка. Кажется, служба в разведке оставила глубокий отпечаток не только в моем сердце, но и в сердце Валери. Она ушла гораздо раньше меня, но до этого довольно часто была моим напарником. Пожалуй, это были одни из самых сложных заданий за всю историю моей службы. Единственное, о чем я тогда думал, — это как обезопасить сестру и взять самую сложную часть работы на себя.

— Не забудь предупредить меня, если решишь остаться там на ночь.

— Я не собираюсь…

Не договариваю — на том конце быстро вешают трубку. Подавив недовольство, строчу сообщение Доку и сажусь на скамейку.

Этот медицинский центр не так уж и плох: новая мебель, широкий светлый холл с чистыми стенами, комфортные палаты. По крайней мере, пожаловаться на ту платную палату, в которой лежит Наари, я не могу. Но, даже несмотря на современный дизайн и комфорт, это место остается больницей, и каждый раз, оказываясь в подобных местах, я чувствую, как все внутренности в узелок скручиваются. Уж слишком часто мне приходилось бывать в госпиталях.

В памяти все еще хранятся моменты жуткой перестрелки, тот день, когда практически всю нашу команду агентов расстреляли участники организованной преступной группы. Преступники тогда скрылись, операция была провалена, а госпиталь базы был переполнен нашими людьми. Помнится, когда я вернулся на базу, первым делом позвонил Валери и сказал, что бесконечно рад, что она оставила службу до начала этой кровавой операции…

— Хэй, — сквозь мысли прорывается голос Дока, и я, наконец, прихожу в себя. — Вечно ты так, — усмехается он и садится рядом. — К вечеру начинаешь перерабатывать информацию, а порой так увлекаешься, что тебя практически невозможно разбудить.

— Кто бы говорил, — ухмыляюсь, но, заметив усталую улыбку на тусклом лице Дока, сразу прогоняю легкость и невольно становлюсь серьезным. — Как Линда?

Из широкой груди Дока вырывается тяжелый вздох, он отводит взгляд, крепче сжимая в руках папку с документами.

— Улучшений почти нет. Врачи говорят, что это острое отравление, но когда Линде было полегче, я спрашивал… Сказала, что за весь день успела съесть только салат, который собрала утром перед работой. Черт его знает, где она эту заразу подцепила.

Он протирает ладонью лицо, будто в отчаянной попытке смахнуть усталость и напряжение. Не часто приходится видеть его таким разбитым. Обычно Уильям сдержан и не показывает своих эмоций и чувств, а особенно слабости. Но когда дело касается его жены — все его переживания оказываются раскрытыми, точно книги. Пожалуй, Линда первая, кто смогла смягчить его жесткую натуру и дать миру возможность намного чаще видеть его улыбку.

— Она сильная женщина, — говорю тихо, ободряюще сжав плечо друга. — Она ни за что не сдастся.