Гришка попытался дотянуться сначала до органа, потом до статуи, потом до деревянного резного балкончика, на котором должен стоять священник во время проповеди, но, когда мама шикнула на него три раза, плюхнулся рядом с папой и стал что-то спрашивать. А я отправилась фотографировать необычную икону, она была как будто из витражей. Мне хотелось показать фотографии моей школьной учительнице по истории искусств.
Потом мы поднялись по высоченной лестнице почти на самый верх.
Внизу был Рейкьявик. Он казался таким маленьким! Дома крошечные, много красных крыш. Папа показал мне домик, кровля которого заросла травой, причём по краям она была зелёной, а в серединке – желтоватой «Это сено, – объяснил папа». А я разглядела у этого домика пегих лошадок. Какие хорошенькие они были! Крошечные, как лошадки эльфов. Наверное, они жили в этом домике. Я представила себе разговор лошадок:
– Что у вас сегодня на завтрак?
– Как всегда, крыша!
– Уфф, хорошо, что не забор!
Но больше всего мне понравился тёмно-синий океан, а за ним – огромные загадочные горы.
– У-у-у! – гудел ветер под крышей, словно приветствуя нас.
– У-у-у! – отвечал ему со смехом Гриша, а ветер сдувал с него капюшон.
После мы спустились и прошли мимо статуи какого-то дяденьки. Мама попросила меня записать в блокнот его имя (на статуе было написано «Leifur Eriksson»), чтобы дома почитать о нём. «Это известный исландский исследователь и мореплаватель», – добавила она.
И мы двинулись мимо этих самых домиков, которые сверху казались крошечными. Честно говоря, вблизи они тоже выглядели как игрушки: разноцветные – жёлтые, синие, зелёные, похожие на глиняные сувенирные домики, с красными или серыми крышами. Совсем малыши по сравнению с гигантской Хатльгримскиркьей.
В одних домиках были кофейни. В других продавали сувениры, и возле них стояли огромные статуи викингов или ту´пиков – чтобы привлекать внимание туристов. В третьих продавали исландские свитера лопапейса из овечьей шерсти. Возле одного такого магазинчика мы увидели корзинки с клубками шерсти, чтобы любой человек мог их потрогать и убедиться: это самая настоящая колючая шерсть.
А ещё нам попался домик – магазин фотографий. У него на стене было растянуто огромное чёрно-белое фото с двумя толстенькими овцами. Я сама фотографироваться не люблю, но попросила маму снять меня с овечками. Куда ж я без них, без моих любимых?
Чтобы было не скучно идти, мама предложила играть в «домики». Это когда выбираешь себе какой-то красивый домик (любой), а потом остальные рассказывают, что в нём привлекательного. А ты говоришь, угадали они или нет. И только я выбрала себе тёмно-синий домик, у порога которого лежал дверной коврик с овечкой, и хотела загадать его своей семье, как Гриша сказал:
– Есть хочу!
– Потерпи, мы уже скоро дойдём до музея, – сказала мама.
– Так вот, отгадайте, что хорошего в домике, – начала я.
– Но я СЕЙЧАС хочу! – перебил меня Гриша.
– Ты же недавно завтракал, – удивился папа.
Я оглянулась на домик. Мы почти прошли его.
– Тут ТАК вкусно пахнет отовсюду, – жалобно сказал Гриша.
– Так вот, я там видела домик, – громко повторила я.
– Я сейчас УМРУ от голода, – заныл Гриша. – Хочу есть, хочу есть, я ОЧЕНЬ СИЛЬНО хочу есть.
Родители свернули в переулок направо, и домик скрылся из виду. Мне захотелось чем-нибудь треснуть Гришу. Но я сдержалась. Тинейджера не так легко вывести из себя!
– Ой, это, похоже, российское посольство, – заинтересовался папа, когда мы проходили мимо белого дома, у которого я не нашла ни флюгера, ни коврика – ничего подходящего для «игры в домики». – Погодите, я сфотографирую.