Гости собирались еще битый час. Мужчины оседали в кабинете хозяина, женщины, вытеснив нас с рабочих мест, сновали меж кухней и столовой, и мы спрятались в Мишкину комнату. Отдельная келья, метров двенадцать, прямоугольная, со стандартным окном, выглядывающим в неумытый питерский двор. По длинным стенам тянулись стеллажи с книгами, по коротким стояли друг против друга письменный стол и диван. Над ними тоже висели полки с папками и конспектами. Тома стояли вперемежку – монографии по физике поля, тензорному анализу, механике сплошных сред перемежались белыми суперобложками кирпичей переводных романов и черточками стихотворных сборников. То ли жилье, то ли кинодекорация к бытию современного молодого ученого. А из шпингалета на раме шуруп, между прочим, вывернулся почти на треть, так что, пристраиваясь на подоконнике, я едва не порвал рукав единственного пиджака.

Пока я устраивался поудобней и безопасней, они уже ссорились. Для молодых и влюбленных такое состояние привычно. Они словно бы оттачивают друг на друге свои ощущения жизни. И это в общем-то хорошо. Плохо то, что они постоянно втягивают в свои отношения оказавшихся рядом и внимательно смотрят – чью же сторону примут знакомые и соседи. Поскольку же в этом треугольнике я не мог быть только безразличным ко всему основанием, то фигура у нас получалась совсем неустойчивая.

Что их мучило в этот раз, я сначала не понял. Колкости летали по комнате, как булавки и шпильки, а я все пытался разгадать, что же скрывается за недомолвками и недосказанностями. Когда же, наконец, ситуация стала проясняться, мне сделалось не по себе, будто бы я заглянул в спальню своих друзей; хорошо, если только через замочную скважину. Я попробовал резко поменять тему и тон, но, кажется, получилось только хуже.

– Я к тебе, между прочим, еще и по делу пришел.

– Главное дело у нас впереди, – отпарировал Мишка. – Подожди немного, сейчас позовут.

– Я не тороплюсь, но остается задача еще и побочная. Ты обещал мне кое-что рассказать про гамильтониан.

– Один момент.

Он вскочил и протянул руку к полке, что висела над самым столом. Хорошая, помню, была полка: чешская, застекленная, но днище ее опасно прогибалось под тяжестью полных Ландау с Лифшицем и Ричарда Фейнмана. Я подумал, что лучше подпереть ее каким-никаким кронштейном, но говорить об этом не стал.

Мишка выхватил нужный том и принялся листать страницы.

– Сейчас… сейчас… найду нужный параграф. И все тебе объясню.

– Лучше не надо, – сказала Лена.

Я представлял, что у нее в комнате стоят отнюдь не монографии по теорфизике или тензорному анализу. Она была не глупа, не ленива и обычно проходила сессию без лишнего напряжения. Но когда в зачетке появлялась запись о последнем экзамене, девушка припадала уже к иным источникам. Честно говоря, иногда я и вовсе не понимал, каким же шальным ветром занесло ее на наш факультет.

Смелянский захлопнул книгу, бросил ее с треском на стол. Сел на прежнее место, только уже почти совсем отвернувшись от любимой девушки, и уставился за окно. Я тоже чуть обернулся. Двор был как двор – обычный колодец питерский. В дальнем углу короткий и узкий прямоугольник бывшего цветника ограждал невысокий штакетник. И на облупившиеся доски именно в этот момент поднимал ножку лохматый эрдельтерьер.

Мишка внимательно следил за писающей собачкой, попеременно надувая дрожащие щеки. Напрасно он обиделся. Надо быть законченным идиотом, чтобы рассказывать женщинам о своей работе. Да, иногда они притворяются, будто бы их интересуют наши дела, просят и даже требуют поделиться проблемами и переживаниями, поощряют повествование, подбадривают и восклицают. Дурак тот, кто попадется на эту удочку. Что им опыты и теории, их волнуют вовсе не формулы, а знаки отличия. Они и знать не хотят о ваших неудачах, но успех примеряют на себя немедленно. Они греются теплом стоящего рядом мужчины, они светятся, отражая чужое сияние. Их возбуждает тот, кто пришел первым, хотя бы даже он со спутанными ногами нес страусиное яйцо на десертной ложечке. Опоздавший к раздаче слонов – неудачник; и кого волнует, сколько там соловьев-разбойников освистывало его по пути. Кто-то утверждает, что слабый пол и любит тех, кто не слишком силен. Возможно, бывает и так, спорить не стану, но меня же личный опыт научил оставлять неприятности перед дверью даже собственного дома: не поминая уже о чужом… Однако Смелянский не любил, когда его отодвигали в сторону.