– Э-э-э…

Кажется, я впервые понимала черного целителя, мало того, даже симпатизировала и немного жалела.

– Пусть будет Невер, – нашелся мужчина, – пусть никому и ничему не верит. Ты не против?

Пашка счастливо засопела.

– Вас можно поздравить? – в комнату вошел Алексий.

Не таким я привыкла его видеть: не с горящим золотом зрачками, не с изящным, очень напоминающим завитушками хохломскую роспись, узором по коже, не с удивительными огненными крыльями за спиной.

– Как глава рода нелюдей Юкова приветствую нового сородича, нового явидя. – Он склонился к змеенышу. – Заставь нас тобой гордиться!

– Он заставит, – кивнула Пашка.

– Ты уже выбрала радного[1]? – спросил феникс.

– Ну-у-у, – протянула явидь, взгляд медных глаз с двойным зрачком обежал нашу живописную группу, миновал молчаливого и задумчивого «счастливого отца», ожидающего ответа нелюдя, и остановился на мне, вернее, на сверкающем лезвии, которое я убирала в ножны. – Ольга, окажешь нам честь?

– Э-э-э-э, – настал мой черед выдавливать из себя неопределенные звуки.

– Конечно, окажет, – весело ответил Алексий, – она же знает, что отказ – это оскорбление рода, которое не смыть и кровью.

– Сссогласна, – я так поторопилась с ответом, что начала заикаться.

– Вот и славно, – феникс обнял меня за плечи и потянул к выходу, – еще раз поздравляю.

Новоиспеченные родители по-прежнему смотрели на маленькое чешуйчатое существо у них на руках, причем выражение лица черного целителя я описать не берусь.

У входной двери топталась бабка, любопытство вот-вот должно было пересилить страх.

– Живые? – спросила Марья Николаевна, стараясь разглядеть хоть что-то за нашими спинами.

– Да. – Алексий вывел меня на крыльцо и закрыл дверь, к ее вящему разочарованию.

От хорошего настроения нелюдя не осталось и следа. Глаза погасли, рисунок поблек и растворился в коже, от крыльев стали отпадать тонкие перья – всполохи и сгорать прямо в воздухе.

– Как пить дать ангел Божий, – высказалась Марья Николаевна и поклонилась в пояс.

– Допускаю, что вы не знали, потому как эти сведения не афишируются, но на будущее, во избежание сегодняшних волнений знайте, – Алексий поднял указательный палец, становясь похожим на строгого учителя, и класс в моем и бабкином лице внимал ему с неослабевающим вниманием, – детеныш у рода нелюдей вылупится, только если его яйцо разобьет отец, да не просто разобьет, а стукнет со всей силы, желая убить, выплескивая всю накопившуюся на его мать злость.

– Так она специально его доставала? – изумилась я.

– Конечно. Иначе зачем ей колдуна до ручки доводить, жизнью рисковать? – Он пожал плечами, будто мы не понимали очевидного. – Терпеливый мужик Константин, не ожидал даже, еще неделю назад змееныша ждали. Я помню, своего первенца, наоборот, дня на три раньше срока кокнул, не утерпел, молодой был, дурной. Со вторым будет сложнее, когда уже знаешь, чего от тебя ждут, и разозлиться как следует не получается, а без этого, без искреннего желания «чтоб этому яйцу провалиться» ничего не выйдет. Скорлупа прочнее камня, и расколоть ее может лишь чистая ненависть самого близкого существа, того, кто дал тебе жизнь. – Алексий поджал губы, посмотрел куда-то вдаль и, больше не сказав ни слова, спустился с крыльца, поднял воротник и пошел вниз по улице.

Мы с бабкой смотрели ему вслед с большой печалью. Не знаю, как она, а я чувствовала себя не очень хорошо.

Мы вышли из села ранним утром, два дня спустя, когда по ночам землю уже сковывало первыми заморозками. Пашка несла Невера за спиной в специальном рюкзаке. Большую часть дороги змееныш спал, однажды я поймала на себе внимательный взгляд светло-зеленых, как у целителя, глаз. Больше старалась не смотреть, хотя и понимала, как это глупо.