Второй деревянный домик со старомодной вывеской «Трактир» оказался придорожным кафе. Чаи, зелья, яды, закуски, глаза, нанизанные на нитку, консервированные мозги, сушеные суставы без уточнений о происхождении. Но среди водителей попадались обычные работяги, потому меню разнообразили чебуреками, быстро завариваемой лапшой и прочей гадостью, которой питаются люди.

Спрятавшись от дождя, мы взяли горячего чая и устроились за резным, под старину, столом. Если бы не девушка с мохнатыми бровями, приветливо обнажившая клыки из-за стойки, можно легко представить, что это обычная человеческая забегаловка.

Я смутно представляла, зачем мы явились сюда спустя несколько столетий. Кому мог запомниться путешественник, остановившийся на стежке на одну ночь, а потом снова ушедший в горы? К сожалению, ни к чему другому привязать произошедшую накануне «нехорошую ночь» мы не могли.

Мартын раскрыл тетрадь и стал перелистывать страницы.

– Мы знаем, что на ночь он останавливался у гвоздаря, – задумчиво поднял кружку с чаем парень.

– А гвоздарь – это? – спросила я.

– Кузнец. – Пашка понюхала напиток, скривилась, но отпила чуть-чуть. – Как думаете, он еще жив?

– Если нет, то его сын точно, или внук, – ответил молодой целитель.

– Которые о «нехорошей ночи» даже не слышали, – вздохнула я.

– Что скажешь? – обернулась к девушке за стойкой явидь. – Есть в Подгорном гвоздарь?

– Вам почто? – ответила та. – Зубья стерлись, что ль? Или оградку заказать надумали?

– Оградку, – кивнула Пашка, – тебе подарим.

Незнакомка зарычала, хлопнула входная дверь, новый посетитель рассмеялся.

– Спасибо бы сказала, Вирка. Низшие не велят подарками пренебрегать. – Пожилой, почти лысый мужчина без спроса уселся за наш столик. – Я – смотритель и летописец Подгорного. – Он по очереди посмотрел на явидь, на меня, на парня. Темная кожа на широком лбу собралась складками. – Надолго ли к нам? Интересуюсь по долгу службы.

– Будет зависеть от вас, – ответила змея.

– Гвоздарь живет за первым поворотом к югу, третий дом с коваными цветами вместо решеток, – улыбнулся смотритель. – Еще что-то для дорогих гостей?

«Чтобы вы убрались побыстрее со стежки», – непроизнесенные вслух слова повисли в воздухе.

– Почему нет. – Явидь кивнула Мартыну.

– Мы идем по следу Тура Бегущего, – сказал молодой целитель.

– Плохой след. – Старик нахмурился.

– Вы его знали? – удивилась я.

– Видел. – Дед перевел взгляд в пространство. – Послушайте моего совета, не суйтесь к Илие с этим. – Он указал на дневник в руках у целителя.

– Почему? – спросил парень.

– Потому что после ухода постояльца с желтой тетрадью его единственная дочь Алика понесла.

Я почесала нос, парень допил чай и поставил кружку, особого впечатления новость не произвела. Это же нечисть, тут за неверность или беременность «в девках» никогда камнями не забрасывали.

– Мое дело предупредить. – Смотритель встал. – Неприятностей с северниками мы не ищем, но если уж припрет, прятаться не станем.

Предупреждению мы не вняли и уже через десять минут стояли перед домом с ажурными коваными решетками. Желтая тетрадь была предусмотрительно убрана в рюкзак. Ворота гаража, пристроенного к дому, открылись, и мы увидели гвоздаря.

Позади кузнеца, там, где должна стоять машина, располагалась мастерская. Пылала жаром печь, в длинных мускулистых руках кузнец держал отнюдь не кузнечный молот, а рычаг современного механического пресса. Шишковатый череп повернулся в нашу сторону. Одного взгляда хватило, чтобы понять, почему Илие не стоит напоминать о визите Тура Бегущего. Он был робазом. Родами погибла его мать, его жена, а вот теперь и дочь. Ее убил плод, что оставил в ней путешественник, остановившийся в его доме на ночь. Еще один род, принимающий смерть от своих детей: либо при рождении, либо после их совершеннолетия. Дочь не доросла до того, чтобы поднять руку на отца, но зацвести для мужчины – успела вполне.