В этот момент я стараюсь не думать об отце, которому ничего не будет стоить запретить мне кататься на байке. И папе будет все равно на то, что там решил Лева. Папа поставит мотоцикл в гараж, а ключи уберет в сейф.
Байк, скорее всего, принадлежит Леве. Он не такой новенький, как красный, но краска до сих пор сияет, словно его только недавно покрыли лаком. Бессонов стоит ко мне спиной. На нем черный костюм, шлем висит на ручке руля. Лева мне напоминает падшего ангела, которого отправили на землю и нарядили в современную одежду. От него веет пороком и опасностью, а еще он неприлично красив. Лева – адский огонь, который притягивает к себе невинных бабочек…
— Боишься, — не оборачиваясь, произносит он. В его голосе слышится насмешка, мои щеки начинают гореть. Как давно он знает, что я стою за его спиной?
— Рассматривала твой мотоцикл. Красивый. Какую скорость он способен развить? — нервничаю, поэтому не могу замолчать. — Я думала, что ты ревностно относишься к своему железному коню и не позволяешь никому на него садиться, — не дожидаясь ответа.
Бессонов оборачивается, чуть вздернув бровь, улыбается. Понимаю, пора замолчать. Делаю оставшиеся шаги, разделяющие нас.
— Никому другому я и не позволю сесть на свой байк, — спокойно произносит Лева, а я опять вижу в его словах какой-то намек. — Садись, — тут же переходит на сухой тон. — Пока не надо, — останавливает, когда я хочу надеть шлем. Забирает его себе и кивает на байк.
Сажусь на сиденье, берусь за ручки. Сразу видна разница со скутером. Байк – зверь, скутер – домашнее животное.
Ключей в замке зажигания нет, а мне так хочется завести мотор и рвануть…
— Почувствуй его, — произносит Лева.
— Кого? Мотоцикл? — удивляюсь я.
— Да. Прежде, чем ты поедешь на нем, опиши все, что ты чувствуешь.
— Не понимаю… — хмурюсь я. Не люблю неопределенные сложные задачи, которые неизвестно как выполнять.
— Сейчас ты сидишь на нем, словно на чужеродном предмете. Он отдельно, ты отдельно. Ты должна чувствовать машину, слиться с ней настолько, словно вы единый, цельный организм. Когда ты за рулем движешься на скорости, у вас одна душа на двоих. Пока я не почувствую вашего единства, ты его не заведешь, — произносит «учитель года»!
У меня от возмущения дым из ушей, наверное, валит. Не могу подобрать ни одного приличного слова, чтобы высказать то, что думаю о его методах обучения!
— Может, еще домашнее задание будет? — не без ехидства интересуюсь.
— Будет, — серьезно произносит Бессонов. Что-то он очень быстро вжился в роль. Бесит просто! — Вызубришь теорию безопасного вождения, будешь мне сдавать на практике. Приступай, — командует он, а сам надевает шлем.
Послать бы его в далекое пешее…
Посылать не приходится. Слежу за ним взглядом, только сейчас замечаю у старта второй мотоцикл – абсолютно черный, со стальными дисками и вставками. Мне от зависти и отчаяния хочется завизжать.
Оборачиваюсь на красный байк, который может стать моим.
— Давай с тобой договариваться, железный конь. Нам придется поладить, чтобы твой хозяин остался доволен, — бурчу себе под нос, не чувствуя ничего, кроме раздражения. — И как нам с тобой начать звучать в одной тональности? — произношу вслух. Мысленно пытаюсь разобраться, что чувствую.
В это время заводится двигатель черного мотоцикла, Бессонов стартует и уносится на первый круг. Он сливается с байком. Не видно, где железо, где человек. Словно живая стальная птица летит по земле, а не по небу.
Я забываю о задании, которое он мне дал, завороженно наблюдая за заездом. Теперь понимаю, о чем мне толковал Лева. Глядя на него, я не могу разделить его и мотоцикл. Завидую их слаженности. Складывается ощущение, что машина слушается его, будто она живая и может считывать чувства и эмоции…