Поколебавшись, женщина сдалась одному из них и села в раздолбанную пыльную «девятку» с гордой надписью «ВИП-ТАКСИ».

Спустя полчаса «ВИП»-такси, сделав крюк через полгорода, остановилось у дома Андрея и Алеси. Счетчик показал 200 гюльфари. Русая женщина, отвернувшись от таксиста, достала из потайного, на теле, загашника сто российских рублей и отдала водителю.

– А чаевые? – сказал тот.

– Воду пей. «Чаевые»! – усмехнулась женщина, выходя из машины.

Таксист, выругавшись, уехал, обдав клубами пыли и женщину, и детей, игравших возле дома.

Женщина спросила у этих детей, где живут Стаховы, дети показали, и женщина вошла в подъезд, постучала в квартиру на первом этаже. Но никто не ответил. Женщина тронула дверь, и та открылась. Она осторожно заглянула внутрь, сказала негромко:

– Алло! Кто дома?

Никто не ответил.

Женщина вошла, поставила сумки на пол, оглядела крохотную прихожую и – через дверь – кухню-гостиную с фотографиями на стенах. На одном из этих фото была она сама, только чуть моложе, а на других – молодожены Андрей и Алеся…

Женщина сняла пыльные туфли и, не найдя тапочек, босиком прошла в квартиру. Но едва она заглянула в спальню, как Алеся, спавшая там после работы, разом – словно от толчка – открыла глаза.

– Мама?!

Стоя в двери спальни, женщина разглядывала свою дочь.

Алеся рывком села в кровати, сказала испуганно:

– Ма, чё случилось?

Но женщина продолжала молчать.

– Ма, я его не брошу, – предупредила Алеся.

Мать не отвечала.

– Зачем ты приехала? – спросила Алеся.

– Я не приехала, – негромко сообщила мать. – Я прилетела.

– Все равно! Я его не брошу, имей в виду!

– Ну хорошо, хорошо. Я же еще ничего не сказала… – мягко произнесла женщина и подошла наконец к Алесе. – Доченька…

Они обнялись.

– Мама, только не надо! – снова сказала Алеся. – Я знаю, зачем ты прилетела. Но я не могу… Я не могу его бросить…

Женщина погладила дочку по голове, сказала вкрадчиво, как больной:

– Милая, думаешь, я не понимаю?..

Но Алеся резко оттолкнула мать.

– Нет, мама! Всё! Я не хочу слушать! Вы меня достали! Все!

– Я же еще ничего не сказала…

– Уже сказала! Уже! Я люблю его, понимаешь?!

– Конечно, понимаю, – снова мягко сказала женщина. – Но он же… А тебе нужны дети, тебе двадцать лет…

– Хватит! Я это слышу каждый день! Уезжай!

Женщина обиженно поджала губы:

– Ты чё? Я из Донецка летела…

– Ты не можешь тут быть! Ты будешь смотреть на него! А он же все понимает! Он сделает что-нибудь с собой! Пожалуйста, уезжай! Прошу тебя!

– Что? Прямо сейчас? – изумилась женщина.

– Да! Сейчас! Сейчас, пока его нет! Где твои вещи?

– Ну знаешь! Ты все-таки думай, что говоришь! Я двое суток в дороге…

– А ты у меня спросила? – выкрикнула Алеся. – Ты же приехала увезти меня! Вот тебе! Это ты отца бросила, и он спился…

– Он еще раньше пил, – сказала женщина.

– А твоя мама дедушку бросила, и он в забое метаном надышался! Я порву эту генетику! Я не брошу Андрея!!! Не брошу!!!

Этот крик вырвался из открытых окон, и дети, игравшие во дворе, услышав его, перестали играть, застыли на месте.

И только когда Алесина мать вышла из подъезда со своими сумками и, глядя в землю, пошла к автобусной остановке, дети, проводив ее осуждающими взглядами, вновь запрыгали по «классам».

А в квартире Алеся, упав на колени, негромко выла:

– Господи! Что мне делать?! Я не хочу другого! Я мужа хочу!

В горном кишлаке, во дворе, затененном подвесным виноградом, юный гончар в яркой тюбетейке босой ногой вращал гончарный круг, вытягивая на нем высокое горло глиняного кувшина. Рядом разгуливали куры, гулькал индюк и маленький ослик помахивал хвостом, отгоняя назойливых мух.