– Я не ссорилась. Рейф, почему она меня ненавидит?

– Неужели не догадываешься? – Рейф тонким голоском пропел: – «Не презирала б так тебя, не будь ей он милей»[6].

Лайл густо покраснела.

– Прекрати, Рейф.

Он рассмеялся.

– Тоже мне тайна! Причина ее ненависти стара как мир, прелесть моя, – Алисия тебя ревнует. А если ты и дальше собираешься изображать святую простоту, я скажу к кому.

Лайл насупилась, однако с детской прямотой встретила его насмешливый взгляд. Вечно этот Рейф дразнится… Хотя, возможно, именно поэтому с ним легко болтать обо всем на свете. И никаких тайн, никаких подводных камней и зыбучих песков – лишь чистая прозрачная вода.

– Скажи, в моих жилах течет разбавленное молоко? – спросила Лайл.

Рейф расхохотался.

– Это Алисия придумала?

Лайл кивнула.

– Тебе следовало ответить, что лучше молоко, чем уксус.

– Ты тоже думаешь, что в моих жилах течет разбавленное молоко?

На лице Рейфа появилось очень странное выражение.

– Разбавленное? Нет. Скорее подслащенное медом.

Лайл прыснула.

– Фу, гадость! Ты говоришь как герой драмы. Меня сейчас стошнит!

Рейф замолчал, довольный, что ему удалось ее рассмешить. На щеках Лайл снова играл румянец, и она больше не смотрела за горизонт невидящим взглядом.

Внезапно Лайл нахмурилась. Герой драмы… Только вчера Дейл сказал о ком-то: «Его ждал драматичный конец». Тот человек разбился на машине, как едва не разбилась она. И вместо того чтобы сидеть на лужайке рядом с Рейфом, она могла бы… Но что толку думать об этом? Все в руках Божьих.

– О чем задумалась? – спросил Рейф.

– Если бы я не выпрыгнула…

Он не сводил с нее напряженного взгляда.

– Почему ты выпрыгнула?

– Я подумала, это мой единственный шанс.

Рейф кивнул.

– Ты успела подумать или просто запаниковала?

Глаза Лайл потемнели.

– Я успела подумать… о многом.

– Расскажи!

В его тоне было столько нетерпения, что на миг Лайл оторопела, но доверие к Рейфу взяло верх. К тому же рассказывать о пережитом стало облегчением.

– Знаешь, когда такое случается, в голове толпится столько мыслей! Я думала, что Дейл рассердится, потому что я его не послушала, а Алисия, напротив, обрадуется. Думала, что вовремя переписала завещание и теперь Дейлу не придется продавать Тэнфилд. А когда увидела перед собой белую стену, поняла, что если не выберусь из машины, то погибну. Углядела подходящую канаву – и прыгнула.

На лице Рейфа застыла странная гримаса.

– Ах ты, моя умница! И как это у тебя получается? Не успела испугаться, потому что думала о Дейле и прочем?

– Почему же, испугалась. Я боялась порезать лицо.

– Твое прекрасное личико. Что ж, оно того стоит. Царапина на щеке неглубокая – не успеешь оглянуться, заживет. А когда ты изменила завещание?

Как это похоже на Рейфа – перескакивать с одной темы на другую, не меняя тона.

– Около двух недель назад. Следовало сделать это раньше. Помнишь, мы только об этом и говорили…

– Забыл. Переутомился или впадаю в маразм. Вот, вывихнул палец, верный симптом. Как часто то, что кажется злом, выходит благом. Не прищеми я палец дверью, сидел бы сейчас и чертил аэропланы – кстати, совершенно секретные модели! – вместо того чтобы шляться по деревне в поисках попутной машины, а потом вытаскивать тебя из канавы. Надеюсь, платье цело?

– Порвалось.

– Жаль, этот медовый цвет тебе к лицу. А что ты изменила в завещании? Добавила древнее как мир «оставляю все своему благоверному»?

– Да.

Брови Рейфа иронически поползли вверх.

– А родственникам?

Лайл нахмурилась. Сегодня ей меньше всего на свете хотелось вспоминать о том, что, кроме мужа, у нее никого нет.