- У меня нет обыкновения поливать кровью конфеты.
Богдан кривовато улыбнулся. Арвис же подал стакан воды и устроился по другую сторону Анны. Он погладил руку и сказал:
- Хорошая. Найду ублюдка. Глаза выдавлю.
- Он стал больше говорить, - заметил Калевой. – Но я не уверен, что этому следует радоваться.
Вода была вкусной.
Настолько вкусной, что, когда она закончилась, Анна едва не расплакалась от огорчения. Но… стало легче.
- Спасибо вам.
- Анна… хорошая, - Арвис вцепился в ее рукав и прижался, уткнулся лицом в бок, вдохнул. – А его били.
- Кто?
- Да… не важно, - Богдан потер руку. – Это все на самом деле… просто так получилось.
- Илья сказал, что прирежет. Ночью. Он ложку спер. Сделает теперь… и так, - Арвис провел пальцем по горлу, и Анна вздрогнула, потому что сказано это было спокойно, будто речь шла не об убийстве, а о вещах обыкновенных.
- На самом деле все не так и плохо. Мы просто пытаемся выяснить, кто сильнее, вот и… он рубашку порвал. А наш наставник огорчится. И я подумал, что у вас есть нить с иголкой. Почистить я и сам могу, а вот зашить…
- Снимай.
И мальчишка без спора стянул рубашку.
На тощем теле его виднелись свежие порезы.
- Не обращайте внимания, - он прикрыл один, пересекавший ребра. – Он не со злости.
- Злой, - возразил Арвис.
- Просто… его злит, что я… что у меня отец граф…
- У него тоже.
- Прекрати.
- Я знаю, - Арвис ткнул пальцем в порез и велел. – Стой. Знаю. Имя не знаю. Картинку видел. Тогда, когда был… там… плохо. Тварь внутри. Она про всех знала. Я молчу. Они боятся. Мне скорей глотку перережут, чем тебе…
- Никому ничего не перережут, - сказала Анна, надеясь, что ее слова прозвучали в достаточной мере веско. – В конце концов, это совершенно недопустимо. Проблемы нельзя решать только насилием.
Мальчишки переглянулись.
Они явно думали, что Анна просто слишком наивна. Со взрослыми такое случается.
Глеб появился, когда Анна почти пришла в себя.
Он просто-напросто перемахнул забор, разом проломив собственную защиту, прошелся по плющу и ковру из серебролистника, который только-только начал разрастаться. И вид у него был такой, что мальчишки замерли.
- Привет, - Анна вытерла рукавом губы.
Наверняка от нее воняло.
И… вид… грязная, растрепанная. Несчастная. Ей бы укрыться в доме, привести себя в порядок, а она почему-то плачет. Может, потому, что ее давно никто не обнимал? Не успокаивал?
- Все хорошо… - она повторяла это снова и снова, не веря самой себе.
- Все хорошо, - соглашался Глеб, но ему тоже не получалось верить.
А не верить нехорошо.
И когда Анна все же успокоилась – наверное, прошла целая вечность, - она отодвинулась и вздохнула.
- Извините.
- Я вызову целителя?
Она кивнула.
И опять вздохнула.
И не без сожаления отодвинулась еще дальше, разом вдруг вспомнив и о правилах приличия, и о том, что вид у нее неподобающий, и…
- Я… мне надо… - она поднялась, не отказавшись от предложенной руки. – Переодеться. Я… несколько… не совсем, чтобы…
- Конечно.
А еще нужно рассказать ему про мальчишек, которые притаились, и про заточенную ложку. Про все, что еще может случится, но не должно…
- Анна, - Глеб коснулся щеки. – Ты справишься сама? Или… я могу Елену прислать?
- Нет.
От мысли, что в ее, Анны, доме появится эта женщина становилось дурно.
- Я… сама. Справлюсь.
Он не понял.
Или счел этот отказ обыкновенным дамским капризом. Главное, что кивнул и добавил:
- Не выходи, хорошо?
Хорошо.
Она не выйдет и… конфеты остались на улице. А если кто-то поднимет коробку? Если…
- Все будет хорошо, - вновь пообещал Глеб.
Соврал.
…коробка так и лежала.