Она не договорила, потому что пришел удар – глубокий, красивый, бархатный. Стекла лениво отозвались.

– Звуковой барьер, – сказала Томка.

– Нет, тол, килограммов двести, – поправила Лида.

– Ну так вот, я и говорю: ведь это очень трагично, когда муж уходит от жены! Прорабатывали его, но без результата. Я своего вот так держу: он только одним глазом посмотрит на женщину, я и то не пропускаю, говорю: не смотри. Он смеется: никто мне не нужен, кроме тебя, макака. Любит. Я его тоже люблю, только я не такая уж темпераментная, я и в девушках целоваться не любила, особенно когда страстно целуются, я этого не выношу, наверно, оттого, что очень худая, как вы думаете? Вы вот тоже худая, наверно, тоже не особенно страстная?

Лида не успела ответить: в дверь постучали.

– Кто там? – спросила Тамара.

– Можно войти?

– О боже, мужчина! – засуетилась Томка, засовывая под матрас какой-то предмет туалета. – Входите!

Вошел майор Скворцов – весь подобранный, сапоги блестят, ремень с портупеей затянут до предела.

– Лидия Кондратьевна, я за вами.

– Почему за мной?

– Если я правильно понял обстановку, вы еще не обедали. В здешней столовой время обедов кончилось, а время ужинов еще не началось. Но я, вступив в переговоры с персоналом, решил эту проблему. Приглашаю вас к столу.

– Ладно, сейчас иду. Только мне надо умыться и переодеться.

– Сколько времени вам на это понадобится?

– Минут десять.

– Отменно. Ровно через десять минут жду вас в вестибюле.

Скворцов откозырял и вышел.

– Какой интересный! – воскликнула Томка. – Это ваш поклонник?

– Что вы! Мы с ним сегодня только познакомились.

– Тем лучше. Я таких мужчин очень люблю: в точности мой вкус! Дома я себе не позволяю, соблюдаю семейный очаг, а здесь – отчего нет? На серьезное нарушение не пойду, а так – потанцевать, посмеяться – не вижу ничего дурного. Мужчина интересный, рост высокий, я это люблю, хотя сама вышла за низенького, и лицо интеллигентное, хотя прелести особой нет, но зато сразу виден ум, правда?

– Пожалуй, да. Я как-то не обратила внимания.

– Зато он на вас очень даже обратил, поверьте моему опыту. Я всегда вижу, кто на кого обращает, это у меня как ясновидение, даже муж говорит. Он только еще успеет подумать в направлении, а я уже ревновать начинаю. Все чтобы было мое, каждая мысль и каждое дыхание: вот как я понимаю семейную жизнь!

– Где здесь можно умыться?

– Во дворе налево, корыта такие стоят с умывальниками. Я вас провожу, хотите?

– Нет, спасибо, найду.

Пока Лида умывалась, прошло еще два удара. Вообще воздух в Лихаревке был насыщен ударами, и пора было уже не обращать на них внимания.

– Пока не достроен Дом офицеров – а судя по замыслу, это будет дворец, – я вынужден кормить вас в предприятии общественного питания, которое лучше всего характеризуется русским термином «живопырка».

Майор Скворцов говорил очень по-своему: бегло, складно, щеголевато, голосом, натянутым, как струна, с каким-то даже легким дребезгом на гласных. Как будто звон невидимых шпор молодцевато сопровождал каждое слово. Наверно, из-за контраста манеры говорить и содержания все вместе выходило почему-то очень смешно. "А он ничего, – подумала Лида Ромнич. Хорошо, что он за мной зашел".

Столовая помещалась в нескладном одноэтажном здании с грибообразной пристройкой. У входа росло деревце на подпорке с тремя жалобно растопыренными ветками. Пыльные серо-зеленые листья, скрученные от жары полутрубочками, словно просили пить. На дереве висел плакатик: "Старший техник-лейтенант Неустроев".

– Почему старший техник-лейтенант?