Глеб только вышел из деревни, когда у него над головой прогрохотала винтами железная туша вертолета. Он задрал голову, провожая его взглядом. Вертолет пронесся над деревней, и скрылся за стеной леса по направлению районного поселка. Ну вот, и поисковая группа пожаловала. Значит, завтра нужно было ждать Ивашова с его командой. Почему-то, появление вертолета вызвало у него неясную тревогу. Хотя, это была, скорее, дань привычке, укоренившейся за годы, проведенные в армии. В то время, вертолет для него служил, как символом спасения, так и символом смерти. Он подбодрил себя, отгоняя беспокойные мысли. Сейчас здесь мирное время, и не стоило возвращаться к прошлому. Сейчас все по-другому. И вертолет – это просто вертолет, он перевозит грузы и людей, не более того. К тому же, это был не боевой вертолет, а обычный, гражданский. Но в глубине его сознания, все же, мелкой занозой заворочалось беспокойство. Он, по всегдашней своей привычке никогда и ничего не оставлять без «разбора полетов», пока не докопается до самой сути, до самой причины возникновения тех или иных эмоций, попытался понять, что его встревожило. Скорее всего, сложившееся за последние годы ощущение определенной закрытости и относительного покоя, которые он так усиленно искал в родных местах после того, как ушел в отставку, несколько притупило те инстинкты и навыки, которые он приобрел в армии. Словно раненый зверь, которому требовалось зализать свои раны, он забился в эту глушь, стараясь забыть, и навсегда вычеркнуть из жизни то прошлое, от воспоминания о котором, он до сих пор просыпался посреди ночи в холодном поту. Глеб усмехнулся сравнению себя с «раненым зверем». Да, наверное, тогда так и было. Но прожив несколько лет среди обычных простых людей в деревне, стоявшей в крепи лесов, он постепенно успокоился, пришел, что называется, в норму, и уже все реже и реже ему по ночам снились кошмары и лица его погибших друзей. И вот теперь, пролетевший вертолет, что-то такое-эдакое зацепил в его памяти, пытаясь вытащить наружу из позабытых глубин памяти того, другого Глеба.

Он отмахнулся от этих мыслей, как медведь отмахивается от роя диких пчел. К черту!! Та жизнь ушла в прошлое, и забыта, забыта прочно и навсегда. Как некую мантру он повторил последние слова шепотом несколько раз, уже прекрасно понимая, что это не поможет. И если тревога зародилась в душе, то это неспроста, и ему следует прислушаться к своей интуиции. Глеб поддернул ремень карабина на плече, покрепче перехватил палку, завернутую в старые газеты, и легким скользящим шагом вошел под полог леса. Путь был знакомым, можно сказать, хорошо проторенным. Правда, его прежнюю лыжню уже засыпало снегом, но это было и не важно. Он бы мог здесь пройти и с закрытыми глазами. Деревья стояли хмурые, какие-то насупленные, укрытые белыми шапками, словно разведчики в засаде, высматривающие врага. Глеб усмехнулся. Теперь он во всем будет видеть некие предостережения, намеки на предполагаемую опасность. Возможно все это было как-то связано с неожиданным появлением незнакомки. А тут еще Ёшка со своей дубиной! Все одно к одному!! И игнорировать эти события он не мог. Возможно, незнакомка уже пришла в себя, и тайна ее появления как-то разъяснится?

Он прибавил шагу, мягко скользя меж заснеженных деревьев, срывая на бегу подмороженные кисловато-горькие рубиновые кисти калины, и заталкивая их себе в рот. Почему-то именно это простое и обычное действие привело его душу к некоему равновесию. И он, усмехнувшись, громко проговорил, обращаясь то ли к самому себе, то ли к притихшему лесу: