История о праведной земле также не выдумана старцем. Веру в очевидную реальность такой земли – Беловодья исповедовали странники (или бегуны). К этой раскольничьей секте по всем признакам и принадлежал Лука. Не случайно он не имеет паспорта: бегуны сжигали его при вступлении в секту в знак того, что порывают с миром антихриста. Не случайны и его знаменательные слова в разговоре с Бароном: «Они, бумажки-то, все такие… все никуда не годятся». Дело в том, что все государственные бумаги бегуны считали проштемпелеванными антихристовой печатью и отрицали их. Не случайно Лука жил «под Томском-городом». Именно здесь находились перевалочные пункты бегунов, направлявшихся в поисках праведной земли в восточные области, надеясь найти ее то близ Китая, то на Японских, Сандвичевых и Аландских островах[6].

Итак, Лука не лжет, даже не уклоняется от правды. Он очень точно отвечает на вопрос Пепла («Слушай, старик: Бог есть?»): «Коли веришь, – есть; не веришь, – нет…»

Нужно помнить, что, согласно православным представлениям, Бог находится («почивает») лишь в душе человека верующего. А в душе неверующего Бог отсутствует; человека же, осквернившего свою душу, Бог покидает и уже не служит ему спасителем…

Сказанное о Луке вовсе не значит, что он идеальный герой. Его характер сложен. В нем есть и доля снисходительного равнодушия, и расчетливой осмотрительности, и даже эгоизма.

Между тем в споры о правде Актер вносит еще один значительный мотив, читая строки из стихотворения П. Беранже «Безумцы». В нем нет, однако, однозначного противопоставления святой правды и успокаивающей лжи. Его мысль сложнее. В нем говорится о дерзкой до безумия человеческой мысли, способной, как солнце, осветить путь человечеству. И в этой дерзости есть своя правда.

Есть еще одна существеннейшая сторона пьесы М.Горького, далеко не достаточно проясненная исследователями, – область веры. Веры как личного убеждения и веры как истинного знания, имеющего «недосказываемые начала, будучи удостоверением в вещах, превышающих ум и слово» (св. Максим Исповедник).

Ночлежники иногда вспоминают и беседуют о вере, но чаще всего понимают ее в обыденном смысле. Поглощенные нелегкой добычей хлеба насущного, обитатели «дна» в большинстве своем глубоко равнодушны ко всему надобыденному: к Вечному, Святому, к Богу. Мысли обо всем этом возникают у них только как короткая вспышка светлого чувства, порыв к лучшему или духовная греза. Им свойственно упрощенное и прагматическое отношение к религиозной традиции.

Квашня, например, недовольна, что Бог не уладил ее отношений с покойным мужем: «Я Богу жаловалась восемь лет – не помогал».

Зачастую слово «вера» они употребляют в значении «убежденность в какой-то мысли» или «согласие с чьим-то мнением».

Так, Актер утверждает, что главное – «вера в себя»: «Я говорю – талант, вот что нужно герою. А талант – это вера в себя, в свою силу…» Без этого, считает он, «никогда, ничего…». И позже отвечает на свой вопрос: «А почему— погиб? Веры у меня не было…»

Сатин верит лишь в человека и его разум: «Существует только человек, все же остальное – дело его рук и мозга! Человек. Это – великолепно! Это звучит… гордо!»

Но какого человека имеет в виду Сатин? Он включает в ряд великих его образцов Наполеона и Магомета. Их объединяет огромный умственно-волевой напор. Первый залил кровью пол-Европы, подчинив себе многие народы, второй выступил могучим проповедником религии земного господства. Получается, что Сатин говорит о каком-то сверхчеловеке, воплощении ума и воли… Это взгляд на человека без любви, поставленного как бы в центр Вселенной.