Четверг (1 Кор. 3:18–23; Мф. 13:36–43). «И ввергнуть их (творящих соблазны и беззакония) в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов; тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их». Так совершится разделение добра и зла, света и тьмы. Теперь течет период смешения их. Господу угодно было так устроить, чтобы тварная свобода возрастала и крепла в добре чрез борьбу со злом; зло допущено и в сопредельности со свободою внутри, и в соприкосновении с человеком вовне. Оно не определяет, а искушает. Чувствующему искушение необходимо не падать, а вступать в борьбу. Побеждающий освобождается от одного искушения и подвигается вперед и вверх, чтобы там вступить в новое искушение. Так до самого конца жизни. О, когда бы уразуметь нам это значение искушающего нас зла, чтобы по этому уразумению устроить и жизнь свою! Борцы увенчиваются наконец, переходя в другую жизнь, где нет ни печалей, ни болезней вовне и где они внутри, как ангелы Божии, становятся чистыми без приражения искусительных движений и мыслей. Так заготовляется торжество света и добра, которое во всей славе своей откроется в последний день мира.

Пятница (1 Кор. 4:5–8; Мф. 13:44–54). Прибывши в Назарет, Господь не встретил там веры. Видимая простота Его помешала назарянам прозреть невидимую славу и божество. Не то же ли бывает и с христианином?

Христианские догматы на вид очень просты, но для ума, входящего внутрь их, они представляют всеобъемлющую стройную в себе систему, которой не порождал и породить не может ни один тварный ум. Гордоумие, бросив беглый взгляд на простоту евангельскую, отвращается от нее и начинает само себе строить здание ведения, как ему кажется, громаднейшее, с которого открываются будто бы виды широкие. На деле же выходит то, что здание громоздится из карт, а кругозор составляют миражи, призраки разгоряченного воображения. Но ему хоть не говори. Всякого хотящего разуверить такого он и братия его готовы своими критическими нападками тотчас свергнуть с горы в пропасть, но истина всегда проходит невредимою среди их и идет к другим душам, способным принять ее.

Суббота (Рим. 9:1–5; Мф. 9:18–26). Говорила кровоточивая: «Если только прикоснусь к одежде Его (Господа), выздоровею», – и получила по вере своей. Для нас, чувственных, необходимо чувственное прикосновение, чтобы принять нечувственную силу. Господь так и устроил. Церковь Его святая имеет видимое устроение. Разнообразные части ее обнимают нас, и мы соприкасаемся с Ним. Сила Божия, находящаяся внутри Церкви, приемлется чрез такое прикосновение, у кого есть приемник – вера, говорящая: «Если только прикоснусь – выздоровею». Церковь – тело и риза Господня. Виднейшие части, к которым прикасаемся мы, божественные таинства, и особенно, по крещении и миропомазании, таинство Тела и Крови Господней в союзе с таинством покаяния. Но и во всех других частях соприкосновение с верою может привлекать необходимую силу от Господа, Который везде есть, и всякого так действующего видит, и в сердце его говорит ему: «Дерзай, чадо!» Вольнодумцы, неблаговолители к внешнему чину Церкви сами себя лишают, таким образом, возможности войти в соприкосновение и с внутреннею, божественною, всеоживляющею силою. Потому остаются больными и течением суетных мыслей и чувств истощаются, сохнут духовно и замирают.

(Рим. 12:6-14; Мф. 9:1–8)

Господь прощает грехи расслабленному. Радоваться бы; но лукавый ум ученых книжников говорит: «Сей хулит». Даже когда последовало чудо исцеления расслабленного в подтверждение той утешительной для нас истины, что «Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи», – и тогда народ прославил Бога, а о книжниках ничего не сказано, верно, потому что они и при этом сплетали какие-либо лукавые вопросы. Ум без веры каверзник; то и дело кует лукавые подозрения и сплетает хулы на всю область веры. Чудесам то не верит, то требует осязательнейшего чуда. Но когда оно дано бывает и обязывает к покорности вере, он не стыдится уклоняться, извращая или криво толкуя чудные действия Божии. Так же относится он и к доказательствам истины Божией. И опытные, и умственные доказательства представляют ему в достаточном числе и силе: он и их покрывает сомнением. Разбери все его предъявления – и увидишь, что все в них одно лукавство, хоть на его языке это слывет умностью, так что невольно приходишь к заключению, что умность и лукавство одно и то же. В области веры апостол говорит: «Мы ум Христов имеем». Чей же ум вне области веры? Лукавого. Оттого и отличительною чертою его стало лукавство.