В: Если это так, то можно переехать на другую планету. Жажда выживания – откуда приходит эта жажда жить после смерти тела и его неизбежной кончины?


О: Потому что вы знаете, что в каком-то смысле то, что вы знаете «о себе», на этом закончится. Вы прожили 60, 70, 100 лет жизни; у вас было так много разных переживаний; вы так многого достигли; вы так ко многому стремились и так многого добились. И это все? Это все закончится? Не оставив после себя ничего? Поэтому естественно оно создает что-то «за пределами» всего этого.


В: Как вы думаете, почему мы позволили иллюзии и нереальности продолжать существовать в сознании или человеческой мысли?

О: Вы не отдельны от этой иллюзии. Вы и есть иллюзия. Если одна иллюзия исчезает, ее всегда заменяет другая. Почему? Потому что конец иллюзии – это конец вашего «я». Это смерть. Конец убеждения – это конец «вас», который там находится. Так что это не поэтическая, романтическая смерть умирания для своего прошлого. Физическая смерть – единственный способ, которым вы избавляетесь от всего, что туда заложила вся ваша культура.


В: С некоторым приближением я бы сказал, что я могу видеть сквозь иллюзию…


О: Это еще одна иллюзия. Иллюзия – это то, что «ви́дение – это конец»[2].


У вас нет способа отделить себя от видения. Ви́дение – это иллюзия, и видящий – это иллюзия. «Видящий» говорит себе, что «ви́дение – это конец», но это не заканчивается. «Видящий» не хочет заканчиваться. «Видящий» – это иллюзия. Не знаю, лучше не обсуждать подобные вещи. «Видящий» – это иллюзия. Посредством изобретения того, что называется «видеть иллюзию – значит положить ей конец», «видящий» получает движущую силу на продление «себя». В тот момент, когда вы хотите «увидеть» что-либо, вы отделились от этого. Появился «видящий», и посредством видения он поддерживает свою непрерывность. Поэтому ви́дение нам не помогло; оно не положило ничему конец.


В: Этот диалог, то, как мы сейчас разговариваем – как бы Вы это назвали? Это только физический обмен… это взаимодействие, то, что сейчас происходит?


О:(Смеется). Я не хочу повторять это вновь и вновь. Здесь сидит просто марионетка. И две марионетки, два компьютера, два магнитофона играют – вот и все.


В: Когда мы вас слушаем, разве это не приводит к изменениям в нас самих?


О: Вовсе нет. Вы даже не слушаете. Нет такой вещи, как искусство слушания. Вы вообще не слушаете. Вы не хотите слушать. Это интерпретирование.


В: Я это осознаю. Наверняка существует слушание какого-то вида. Я пытаюсь вставить ключ в замок, и…


О: Нам не нужно использовать все эти фразы «Я осознаю то, это, и т. д.». Если практиковать то, что называют «осознаванием», вы пойдете путем того, что называют болезнью Альцгеймера, которая сейчас очень распространена. Я прочел в каком-то журнале, что она сейчас очень распространена. Ее уже обнаружили у этого знаменитого музыканта – как его? – у Фрэнка Синатры. Так написано в одной из ваших газет. Он очень молод. Они приводят этот пример того, как ведет себя человек, страдающий болезнью Альцгеймера. У вас в руке ключ. Но вы не знаете, как им воспользоваться и открыть дверь.


В: То есть вы говорите, что тело обладает колоссальным разумом, так как все его функции прекрасно взаимодействуют в своей собственной манере.


О: Наш интерес к тому, чтобы научить это тело чему-то, что его не интересует, создает для тела проблемы.


В: Есть что-то еще, что бы вы хотели сказать?


О: Что сказать? Я уже очень много сказал.


В: Действительно. Еще я также хотел спросить вас о физической боли – стоит ли…