— Чёрт, — закатила глаза Кристина Семёновна и, прицыкнув языком, огорошила: — Я и забыла, что ты у нас нищенка.
— Но, но…
— Да ладно тебе. Это же правда, — отмахнулась она и, осмотрев свои пальцы, решительно сняла одно из колец и протянула мне: — На вот, надевай.
— Я не могу, — запротестовала я.
— Мышкина, не спорь! — рявкнула начальница, практически силой впихнув мне в руку золотое кольцо с россыпью мелких камушков. Нахмурилась и повелительно добавила: — Считай, что премия. Тебе на пользу и мне для дела.
— Кольцо верну, — покачала я головой, тут же уточнив: — А если потребует предоставить жениха, кого я ему приведу.
— Не потребует, да и водить сюда никого нельзя, — строго напомнила она.
— Но…
— Не спорь. Лучше иди, Ленке помоги, она сегодня зашивается.
— А как же Сергей? — намекнула я, послушно надевая на безымянный палец колечко, оказавшееся немного большим.
— А у Серёженьки какое-то важное совещание с партнёрами по бизнесу, — не без гордости сообщила Кристина Семёновна.
— В палате? — опешив, проблеяла я, представив стол переговоров прямо в вип-палате.
— По скайпу, дурында, — пояснила она и, закатив глаза, проворчала: — Всё, до вечера можешь быть свободна. Ну, то есть, иди работай, Мышкина.
3. Глава 3
Настя
Не считая дикой усталости, день прошёл вполне спокойно. Вернее, как всегда… Перевязки, системы, уколы, пара тяжёлых пациентов, переведённых из реанимации. К вечеру начала болеть голова и отваливаться ноги, но в целом…
Только в восемь вечера вспомнила, что за день так и не успела поесть. И не вспомнила бы, если бы не возмущённо вопящий желудок и накатившая слабость. Зайдя в опустевшую процедурную, опустилась на кушетку и, разувшись, вытянула ноги, протяжно простонав от облегчения.
— Настя, вот ты где, — зайдя в комнату, выпалила сменщица Лена.
— А? Что? Куда бежать? — подорвалась я с насеста.
— Да угомонись ты, — рассмеялась она, продемонстрировав милые ямочки на пухлых щёчках. Окинула меня сочувствующим взглядом и, поцокав языком, вздохнула: — Ты чего, как юла весь день. Обедала хоть?
— Не-а, — отозвалась я и, поморщившись, пожаловалась: — Голова прям раскалывается.
— Бледная ты что-то, — нахмурилась Лена и, выбросив в мусорку использованные шприцы и ампулы, достала журнал, бурча под нос: — Не жрёшь толком и пашешь как лошадь. Смысл? Всё равно же мегера не похвалит.
— Лишь бы не замечала, — фыркнув, пожала я плечами.
— Донимает? — оторвавшись от записей, поинтересовалась она и, закусив губу, задумчиво протянула: — Она ко всем цепляется, но почему-то к тебе с особым рвением, — не пойму, за что.
— Я же мышь серая, — предположила я равнодушно и, изобразив в воздухе кавычки, устало усмехнулась: — Вот и хожу в любимчиках.
— Настя-я-я, — одёрнула Лена. — Ну какая ты мышь? Вон какие глаза красивые и волосы. Только худышка совсем, — и, покраснев, буркнула: — На мой взгляд, по крайней мере, но для меня все худые. Это я пышка…
— Лен, ты не пышка, а аппетитная красотка, — подмигнув, поддержала я и, глянув на часы, предложила: — Пойдём перекусим, пока затишье.
— Пойдём, — откладывая журнал, кивнула она и, посмотрев на меня со странным сомнением, нахмурилась: — Только давай, сначала давление тебе померим. Что-то ты совсем бледная. На лицо аж серая, хоть и не мышь.
— Да ну…
— Не спорь, — встав, оборвала она и, достав тонометр, села рядом на кушетку, тут же приступая к процедуре.
— Я же не пенсионерка, — хихикнула я, наблюдая за раздувающимся манжетом.
— Тише, — шикнула Лена и, оценив результат, заворчала: — Вот так и знала, что низкое. Как ещё ходишь и что-то делаешь, непонятно.