Обратно в Пизу Байрон обычно возвращался по дороге, которая шла вдоль моря. В наступившей темноте оставалось лишь положиться на чутье лошадей, резво несущих всадников по направлению к дому. Полной луне освещать путь мешали набежавшие тучки. Чуть спавшая дневная жара сменилась долгожданной прохладой, с моря дул легкий бриз. Разговор затих: друзья ехали молча, наслаждаясь сиюминутной свободой. Кто угодно мог попасться им навстречу. Свои, чужие – по дорогам Италии по ночам ездили только вооруженные люди, настроенные враждебно к любому, кто им встретится. Но ощущение опасности придавало поездке особую окраску. Внутренняя свобода странным образом сочеталась с внешней напряженностью, готовностью в любой момент выхватить пистолет и выстрелить, защищая свою жизнь.

– Сыграем в бильярд, когда приедем? – предложил Байрон.

– Почему нет. Сыграем, – выкрикнул Трелони, перекрикивая шум волн.

Джордж улыбнулся. Чего бы не готовила ему судьба, в данный момент, ненадолго, он почувствовал себя счастливым…

Практически сразу после неудавшейся попытки Алджернона выследить карбонариев возле дома Байрона, он получил прекрасную возможность познакомиться со знаменитым соотечественником лично. Сначала Алджи заметил высокого, начинавшего полнеть мужчину с удивительным лицом. Мужчина стоял в углу комнаты и опирался на трость. Его лицо походило на те античные скульптуры, которые Алджи встречались по всей Италии, чуть не в каждом доме, словно бы они являлись не древней редкостью, а обычной вазой или подсвечником.

– Кто тот человек, похожий на Аполлона? – спросил Алджернон хозяина дома. – Какое потрясающее лицо!

Хозяин, непонятно кому симпатизировавший английский граф, ответил:

– Вы не знакомы? Джордж Байрон собственной персоной. Заманил его к себе чудом! Он ненавидит англичан, немцев, австрияков… Обожает итальянцев… На него любят прийти посмотреть. Рад был его приходу, искренне рад…

Дальше Алджернон не слушал. Перед ним стоял тот, кого он так усиленно искал, с кем он так упорно ждал знакомства. Человек с лицом Аполлона? С отсутствующим взглядом, стоявший в странной позе – чуть неуклюже опираясь на трость? Тот самый поэт, попирающий устоявшиеся нормы морали? Он же следил за ним, здесь в Равенне несколько месяцев – и вот, пожалуйста, Байрон стоит перед ним…

– Вы нас можете представить друг другу? – Алджи не верил в свою удачу.

– Почему нет, – ответил хозяин, – но имейте в виду: лорд Байрон не имеет ни малейшей склонности следовать светским манерам, и знакомится лишь с теми, с кем хочет знакомиться сам. Причем, он не любит англичан, я вам уже упоминал об этом.

Алджернон склонил голову в знак согласия с высказанными условиями. Его подвели к Байрону. Тот не шелохнулся, не повернул головы в сторону незнакомца. Весь его облик говорил об одном: полном пренебрежении к окружающим.

– Позвольте представить, лорд Байрон, – Алджернон почувствовал непреодолимое желание уйти: будто сейчас его разоблачат, выведут на чистую воду, и никакие ухищрения не помогут скрыть правду.

– Давно вы прибыли из Англии? – голос прозвучал холодно, но вежливо. – На чьей тут стороне? – Байрон ухмыльнулся и протянул руку для приветствия. – Лично я поддерживаю стремление итальянцев стать независимыми от европейских племен. Итальянцы слишком разрознены, в их рядах нет единства. Но они правы в своем стремлении к независимости.

Алджи растерялся – он не ожидал подобной откровенности.

– Вы откровенно выражаете свое мнение, сэр. Это внушает уважение к вашей позиции. Я не вполне с ней согласен… – он замолчал, не уверенный в том, что следует сказать дальше.