– Ясно, – по-идиотски сказал я. – А где Мариотт?

Старикан заморгал сильно прореженными ресницами.

– Простите, я как-то не совсем…

– Ничего, – сказал я. – Это я шучу. Очень приятно.

– Приятно шутить?

Я отмолчался. Трудно разговаривать с бестолковыми. Мы проскочили под линией надземки и свернули влево. Тут было людно. Со стороны Тувинской двигалось, сворачивая на Золотарную, какое-то христианское шествие и качались мерзлые хоругви, а слева на пространстве от Междурядной до Новорожонной толклись сразу две толпы. В первой выл проповедник, время от времени вздевая длани туда, где, по его понятиям, пряталось за облачными слоями светило, и, подвывая в унисон, в облаках выдыхаемого пара качались в трансе язычники. Это теперь модно. Рядом бурлил митинг Лиги Перемен, собирающейся, как следовало из транспарантов, принудить правительство к установлению для всех без исключения жителей Земли Всеобщей Территориально-Климатической Справедливости путем уменьшения угла наклона оси вращения планеты к эклиптике. Чувствовался общий боевой настрой, и абсолютное преобладание дубоцефалов в обеих толпах бросалось в глаза без всякой оптики. В переулке, скромно приткнувшись к обочине, пребывали малый полицейский броневик на воздушной подушке и с вертящимся многоствольным газометом на крыше, полицейский же фургон с решетками и двухэтажный автобус «Скорой помощи» – ждали начала драки. Может быть, полиции сегодня удастся взять одного-двух адаптантов – и то хлеб. Наше счастье, что далеко не все адаптанты успели объединиться в стаи.

Если бы все – тогда…

– Что они делают? – спросил Бойль. Он крутил головой так, будто впервые это видел. Интересного типа я к себе посадил.

– Вон те? Молятся Яриле, или кто там за это ответственный, чтобы Солнце грело пожарче. Им недостаточно.

– А вам? – немедленно спросил он.

– Мне тоже…

– Тогда почему же вы не молитесь?

Кажется, этот дед поставил себе задачей надоесть мне как можно быстрее.

– Вас куда подбросить? – спросил я.

– Подбросить? – Он заморгал и посмотрел вверх. – Зачем?

– Подбросить – в смысле подвезти. Это идиома.

– А, да-да. Куда-нибудь. Где можно жить.

Час от часу не легче.

– Я ищу, где можно жить, – уточнил он. – Отель или квартиру. Все равно.

Это уже конкретнее.

– Вы приезжий? – спросил я.

– Из Кембридж, – сказал он. – Я соотечественник. Мой багаж в… эйрпорт.

Мы вынеслись на набережную, и на повороте противно завизжали шины.

– В аэропорту, – сказал я. Он кивнул. Все равно было непонятно, почему он искал отель возле вагоноремонтного завода и вообще как он там оказался в своем жеваном пальто. Но тут его прорвало, и он затарахтел как заводная шкатулка, без умолку. Что-то о том, на какую долю он русский, а на какую просвещенный мореплаватель, и как он всю жизнь хотел здесь оказаться, и его родители тоже хотели, и почему он не мог приехать раньше, а теперь вот приехал и очень рад, потому что перспективы работы в Институте антропологии Академии наук, потому что давняя мечта вернуться именно с этими перспективами… Ну и ладно. Я слушал вполуха: пока машина шуршит по набережной, отвлекаться вредно для здоровья. Тут есть пара таких мест, куда нога человека не ступает без острой необходимости. Вот, кстати, первое…

Пусто. Никого нет. Даже как-то странно.

– У нас лучше? – спросил я.

Он не сразу понял. Потом приподнял костлявые плечи, почему-то сперва одно, потом другое. Это выглядело забавно.

– Везде одинаково.

– А-а, – сказал я, следя за дорогой и особенно за обочинами. – А как там одинаково?

– Туман, – сказал старик. – Туман, смог. Как в девятнадцатом столетии, даже хуже. Только снега не так, как здесь. Иногда тает.