– Нет, решила, значит, на машине приеду! Если долго не будет, всё, считай, пипец мне!

Доехать-то Сонька доехала. Правда, руки трясутся, глаза горят!

– Ань, так страшно! Всё время казалось, что машина передо мной затормозит, и я со всего размаха прямо в жопу ей въеду. И мужики за рулём такие гады! Сигналят, у виска крутят! Жлобы!

Соне уже домой пора, а ей не встать, ноги к машине не идут. Ещё и темнотища за окном. Веня ходил с недовольным лицом.

– Сонь, ты или езжай, или на кухню валите! Время-то сколько! Всю ночь что ли сидеть будете?

Они жили в малонаселённой коммунальной квартире на Фонтанке, на втором этаже. Комната большая, просторная, и ещё три семьи. Люди все приличные, ни пьяниц, ни быдла – уже рай. С отдельной особо не торопились, всё равно планы об эмиграции не оставляли.

Ленка вскоре в Москву перебралась, тесно в Питере стало. Как ни крути, в Москве возможностей больше, фирмачи крутые приезжают по бизнесу. Девчонки подругу почти потеряли. Звонила редко. Видно, столичная жизнь засосала.

Приехала через полгода, так они рты поразевали – не Ленка, а звезда французского кино. Стиль полностью поменяла. Превратилась в этакую леди манерную. Правда, стрижку мальчишескую оставила! Волосы, видите ли, ей мешают! У Сони с шевелюрой проблемы были, так её это точно раздражало, а такие, как у Лены, стричь – чистое преступление.

Лена была хорошая, но жутко прижимистая. Сидят в ресторане, счёт попросят, а она чуть ли не на бумажке высчитывает, кто столько должен. Может, и правильно делала, но Аня другая была – лишнего примет, так может всем в кабаке пива проставить – любила такое отчебучить. Потом поутру по голове своей непутёвой стучать и Венькин скулёж слушать. Денег ей не жалко было, к ним серьёзно не относилась, хоть и признавала всю их значимость в своей жизни.

Соня тоже широкая была и внимательная. На каждый праздник ноги сносит, но найдёт, чем подруг порадовать.

Лена брови хмурила и ворчала.

– Мерси, конечно! И что теперь, тебе подарок искать?!

Соня смеялась.

– Это тебе надо было фамилию Фельдман иметь, а не Анюте!

А тут приехала и всех в «Метрополь» пригласила, и Ольгу – та как раз из Финки приехала с заметно округлившимся животом. Толстая стала и какая-то притихшая, не узнать. Жила в Хельсинки при полном достатке, но всё равно везла полные чемоданы на продажу. Сеппо ругал, порой до ультиматумов. Незаконно это в Стране Советов, и непонятно ему было, зачем это всё, чего не хватает. Оленька не могла наживу упустить, руки чесались! Даже магазинчик ей открыть пообещал, а ей в России трясти шмотками интересней: и заработки гарантированные при полном дефиците, и азарта побольше.

– Вон у них даже дети зимой с голой шеей ходят, а то и без шапок. Вот и отмороженные, видно, уже с детства. Какие им магазины? Ходят все, как инкубаторские, в спортивном своего же производства, главное, чтобы удобно было. Это русский человек не устоит перед хорошей заграничной тряпкой, в долги залезет, вывернется наизнанку, но купит!

На девичник пришли нарядные, кто во что горазд! Соня тоже постаралась. Стала и себе кое-какие тряпочки оставлять. Правда, если кому понравится и деньги хорошие давали, снимала без второго слова – деньги важнее!

В «Метрополе» было, как всегда, шумно. Официанты, словно заведённые, бегали с подносами. Вкусно пахло котлетой по-киевски, раздавался звон фужеров и столовых приборов.

– Вроде и праздника никакого нет, и откуда столько сволочи с деньгами? – Аня оглядывалась по сторонам.

– Сонь, вон и твои сидят! – она кивнула на большую грузинскую компанию за соседним столом. – Уже и поглядывают, генацвале! И что ты этим кавказцем нравишься, ума не приложу. Чувствую, выдадим тебя скоро за Хачика или Гиви, и увезёт он тебя в горы овечий сыр делать!